Карина.19. Не могу сказать о себе ничего, что не прозвучало бы как коммерческое предложение.
Рассказ “Илья И Муравейник”
В Неком городе жил некий человек. Условно говоря, его звали Илья. Илья не был выдающимся. Он даже не был особенным, а гением и подавно. Возможно из-за этого, возможно из-за какой другой загадочной причины, но никто никогда не интересовался, как у него дела. Ну знаете, по-честному так, а не из вежливости. В мире, в котором он жил, для того, чтобы кто-то вдавался в подробности твоего существования, нужно было обязательно быть выдающимся хоть в какой-то области. Вон, даже выдающихся дураков замечали чаще, чем Илью. Илья порой переживал по этому поводу и недоедал. От недоедания на почве тревожных мыслей, он с каждым днем занимал все меньше и меньше места в некой комнате Некого города.
Каждый день Илья отправлялся на работу в фирму по продаже чего-нибудь, которая даже не была самой успешной на рынке. На пути у Ильи изо дня в день стояла вращающаяся дверь, которая вызывала у него неловкое чувство страха, соизмеримое, например, страху, который появляется в последние мгновения перед тем, как нужно сходить с эскалатора. Следующим препятствием был турникет. Когда Илья прикладывал свою карту к считывателю справа от него, система издавала характерный звук, подтверждающий авторизацию. Звук этот напоминал ему процедуру пробивания товаров на кассе в супермаркете. Каждое утро Илья прикидывал, каким товаром он мог бы быть на этот раз. Замороженной рыбой, освежителем воздуха, обезжиренным йогуртом со вкусом манго. Затем он поднимался по эскалатору, и чем ближе был второй этаж, тем больше накатывал необъяснимый страх, соизмеримый, например, тому, что возникает при проходе через вращающуюся дверь. Илья вообще любил всё соизмерять. Степень искренности улыбки его коллег он мог соизмерить со степенью искренности их наилучших пожеланий в двух словах и электронных письмах, чистоту офиса по утрам- с чистотой палат в кардиологии на соседней улице, а захламленность его головы- с захламленностью кладовки в его квартире.
Поток людей в любой точке Некого города был больше, чем в центре всякого близлежащего. Казалось, что это и притягивало толпы людей обрекать себя до конца жизни на пустые “как поживаешь” и “до завтра”. Они бросали всё, паковали то, что не хватало сил бросить, и приезжали полюбоваться на тот самый поток, о котором рассказывали их бывшие соседи, одноклассники и детсадовске приятели. Они не осознавали, что становились его частью как только пересекали черту между там и здесь. Илья был одним из таких людей.
Как-то раз он сходил с компанией друзей на новый фильм, афиша которого обещала полтора часа героизма, спецэффектов и сомнительных логических цепочек. После сеанса кто-то из друзей восхитился тем, насколько раскрытые получились персонажи. Илья согласился, ведь всем было ясно, какие парни в фильме были плохими, а какие хорошими. Придя домой, Илья ощутил себя вроде неплохим, но совершенно нераскрытым персонажем.
В другой раз, он обедал с одной из коллег. Она была признана самым успешным работником месяца, что по ее собственному мнению обязывало проводить личные мастер классы за обедом. Она что-то рассказывала о повышении оборотов продаж, перескакивая на советы по воспитанию детей, которых у Ильи не было. Она задавала Илье разные вопросы, как бы подготавливая почву для своей следующей жизненной истории. Илья всю трапезу распределял вилкой ингредиенты своего овощного рагу по цветам, а в перерывах отвечал на любой вопрос не более чем тремя словами. После, он понял, что быть приятным собеседником проще некуда.
В целом, будням Ильи сопутствовало осознание простых истин, а выходным- сон до обеда и монотонное жужжание телевизора.
Однажды, правда, Илья проснулся шестидесяти летним полярником на метеорологической станции у самого берега Баренцева моря. Когда-то вокруг той станции жили люди, а теперь- ни души. Только Илья, да ветер. Он вышел из своего маленького домика и заковылял до метеобудки. Записал данные в журнал, потом направился обратно. По дороге он остановился отдышаться, а перед глазами- северное сияние. Оно как будто проходило сквозь него, заставляя сиять всё внутри. Сам же Илья начал исчезать в этом пейзаже, разлетаясь по просторам тундры. Чем сильнее ветер, тем меньше Ильи. И вот он уже не Илья, а ветер. И хорошо так, спокойно. И все люди вдруг стали бесполезными, а слово одиночество потеряло смысл.
Но только стоило Илье моргнуть, как справа, слева, снизу и сверху появился город. Он подошел к окну и с сожалением заметил, что вокруг одни бетонные исполины, у ног которых кучкуются миллионы муравьев. И в этой суете ему было абсолютно не с кем поделиться своей маленькой, только что пережитой радостью. Он распахнул окно, но даже ветра, как назло, не было. Только невыносимый и несмолкающий шум муравейника.