Сарвар Турдибоев (Кыргызстан)
Я родился и вырос в Кыргызстане, в приграничном узбекском селе. Я узбек, гражданин Кыргызстана, учился в Таджикистане, в русской школе, работал в американском НПО.
Мне 41 год. До сих пор я никогда и ничего не писал. Это первый опыт.
В июне 2013 года у меня умер отец. В сентябре 2013 года, я попал на, организованную нашими коллегами встречу с писателем Талипом Ибраимовым. На этой встрече, Талип Ибраимов, рассказывая о своём творчестве и способностях, сказал: «Я просто умею ясно формулировать свои мысли». Я подумал, что я тоже умею ясно формулировать свои мысли. И решил попробовать написать. А так как, самым большим эмоциональным потрясением для меня была смерть моего отца, я решил написать о нём.
________________________________________________________________
МОЙ ПАПА
Рассказ
(отрывок)
Он очень любил свою бабушку Камарбону, часто вспоминал о ней. И когда он рассказывал о ней, в уголках его глаз блестела слеза. Он пытался незаметно смахнуть её. Но, незаметно смахнуть слезу огромной трудовой «лапой» было не возможно, поняв, что мы увидели его слёзы, он смущённо и как-то виновато улыбался.
…Теперь, мы вспоминаем его, теперь слёзы на наших глазах…
Я ехал домой. Из Оша в Лейлек. За неделю до этого, домашние признались, что папа работал во дворе и повредил спину, теперь у него постельный режим. Но, они уверили меня, что всё хорошо, опасности нет, врачи осмотрели отца. Он идёт на поправку. Я был спокоен, потому что там есть старший брат. А он всех хороших врачей в округе знает. Но вчера, мама, спросила: когда я приеду. Обычно она никогда так не спрашивала. Я понял, что это неспроста. И на следующий день, кое-как закончив самые неотложные дела, после полудня я рванул на стоянку такси.
На сердце было не спокойно. Такси часто останавливалось, молодой таксист совсем не торопился. Он посадил на переднее сиденье юную особу, которая хихикала и позволяла ему ухаживать за собой. Он наслаждался её вниманием и своей неотразимостью. Скорее всего, ему хотелось, чтобы путь был бесконечным, чтобы глуповатые и восхищённые глаза малолетней кокетки продолжали нежно смотреть него. Другая попутчица – женщина лет сорока, с тремя детьми, казалось, использует любую возможность, чтобы только остановиться и купить что-то вкусное для себя и своих детей. Три раза она просила остановить машину, подолгу, как мне казалось, делала закупки. Приносила какие-то самсы, коржики, напитки ядовито ярких цветов, с наслаждением ела сама и кормила детей. Я подумал, что у неё с поездки осталось сомов 500-600, и она хочет, во что бы то ни стало, истратить их до того, как доедет до дома. А я… иногда, мне казалось, что если я выйду из машины и побегу рядом, я смогу добраться домой быстрее. Я смотрел на унылые вечерние пейзажи выгоревших от июньской жары холмов вдоль дороги и терпеливо ждал, ждал, когда же мы достигнем Баткена.
Уже начало темнеть, когда шофёр, обращаясь ко всем пассажирам, предложил поужинать в Кадамжае. Я промолчал, чувствовалось, что и другие пассажиры не горят желанием. Но, водитель начал ныть, что он, дескать, не может без обеда…
Вдруг мой телефон завибрировал. Звонила жена. Я сказал, что еду. Но возможно придётся заночевать в Баткене. Жена, немного замявшись, сказала, что лучше ехать, не останавливаясь и приехать сегодня. Я понял, что положение серьёзное. Я попытался заглушить в себе панику. Я забыл о деликатности и громко и уверенно, потребовал, чтобы водитель ехал быстрее. Он попытался что-то возразить но, я резко оборвал его. И потребовал ехать без остановки на ужин. Сказал, что я получил плохую весть и мне нужно попасть в Лейлек сегодня. Люди в машине притихли… было слышно, как таксист звонит своему приятелю и договаривается обменять меня на другого пассажира. Они договорились, мы остановились, и я пересел в другое такси.
Новый таксист быстро, профессионально-легко вырулил на дорогу, и мы поехали. Ехали уверенно и быстро, я немного успокоился и позвонил жене снова и потребовал, чтобы она рассказала ВСЁ. Она сказала, что сначала всё было хорошо. Но вот уже как 2 дня, у папы начались приступы удушья. Всех врачей к нему уже привозили, но никто не понимает причин. Я попросил дать трубку папе. Папа взял трубку, и чуть-чуть неестественно громко начал говорить, что всё у него хорошо. Я, сдерживая, вдруг подкативший к горлу ком, сказал, что он сильный, что он справится, и что я уже еду.
В салоне семиместного такси было тихо, усталые пассажиры заснули. Я не мог спать, я думал о своём отце…
Он очень любил свою бабушку Камарбону, часто вспоминал о ней. И когда он рассказывал о ней, в уголках его глаз блестела слеза. Он пытался незаметно смахнуть её. Но, незаметно смахнуть слезу огромной трудовой «лапой» было не возможно, поняв, что мы увидели его слёзы, он смущённо и как-то виновато улыбался.
Когда-то в горах, моя прабабушка Камарбону увидела подростка кыргыза, который очень ей понравился, потому что был очень хватким, крепким и умным. Ей нравилось, как он с лёгкостью справлялся с работой по уходу за скотом, заготовками кормов на зиму. Он был неутомимым и жизнерадостным балагуром. Завали его Бостон. И когда 1942 году родился мой отец, бабушка назвала его Бостонбаем. Она очень хотела, чтобы Бостонбай вырос сильным, умным, неутомимым…. И он не подкачал.
Это был её любимый внук, и каждый раз возвращаясь с сельских свадеб, она приносила для него в широких рукавах своего платья, что-нибудь вкусненькое. Маленький Бостонбай, знал это и поджидал её на улице, а как только она подходила, внук, юркнув в дворик, ждал её возле ворот. А бабушка, тайком от других многочисленных внуков, быстро передавала ему гостинец, гладила по голове и проходила дальше, будто ничего и не случилось. То были полуголодные военные и послевоенные годы.
Она же и засватала за него мою маму, в 1948 году, когда папе было всего 6 лет…
Мама была первым ребёнком… Первым, выжившим после восьми не выживших. Когда бабушка (мамина мама) была на сносях, бабушка моего отца – Бабушка Камарбону, оставалась ночевать у неё, чтобы помочь в случае чего. И как только мама родилась, бабушка Камарбону «присвоила» себе новорождённую девочку. И роженице пришлось выкупать собственную дочь. По этому случаю были принесены большие весы. На одну чашу весов была положена моя, только что родившаяся мама, а другую чашу весов бабушка должна была наполнить рисом, вяленым мясом, сушёными фруктами. На эту же чашу было положено немного денег. И когда весы сравнялись, сделка состоялась. Моя бабушка по материнской линии, выкупила собственную дочку у моей прабабушки по отцовской линии. Таким не хитрым способом женщины пытались провести судьбу. Раз у бабушки по матери все дети не выживают, они сделали вид, что это дочь Бабушки Камарбону, а мамина мама просто купила у неё девочку. И у них всё получилось, мама выжила. И её назвали Соткинисо. Корень от слова «сотилган» то есть проданная. Бабушка Камарбону ещё неделю оставалась рядом с бабушкой, а потом ушла к себе. И через день вернулась с подарками и гостинцами, и стала подметать своим подолом место у очага. Это означало, что она сватается за Соткинисо. Разве после стольких манипуляций, после которых вся семья был обязана бабушке Камрбону за то, что их ребёнок выжил, разве могли ей отказать. Так мои папа и мама оказались обручены. Папе было 6 лет, а маме всего несколько дней.