Я пишу с 17 лет. За это время менялись город проживания, круг общения и взгляд на мир. Оставалась неровная партитура для человека и шариковой ручки. Несколько сотен рифмованных строк.

Настало время постучать в еще одно закрытое окно.

---

Подборка стихотворений “Соло закрытых окон”

Горело нёбо, горело небо – 
Седой дредноут.

Трубач споткнулся и на колено
Просыпал ноты.

Гирляндой звонкой сбежав из плена,
Еще несмело

Звучали черной краюхой хлеба
В тарелке белой;

К воде летели, как те монеты,
Что спят в фонтане,

И что-то пели об исполнении
Пустых желаний:

Вернуться в лето, забыть билеты
С обратной датой.

Трубач безнотный, без них бездетный,
Заплакал в такт им.

**

Кричит метель, не может перестать, 
Летит, и в ней, как с чистого листа, 
Восходит город, всей зимы белей, 
Дорог каскадом, волнами аллей, 
Укрытых снегом, бледных, неживых.
Так много в этом крике тишины,
Что, кажется, я в буре потерял
Пальто, дорогу, может быть, себя.
Открыт мой город для таких потерь,
Метель во мне, вокруг меня метель.
Через дорогу, у дверей в метро,
Она беснуется в моем пальто.

**

Дворник закинул в костёр
Пьяные прелые листья.
Будто бы лица их стёр
Кто-то уставший. И всё.
Только ноябрь за кисти
Держит их – глупые листья.

Осень идет на покой,
Иней на окнах как фатум.
Что же ноябрь ногой
Топчет упрямый огонь?
Что же он тянет обратно
Дни, что упали когда-то?

Словно почуяв беду,
Листья прилипли к подошве,
Тихо за мною бредут.
Больно жить верой в мечту,
Если она безнадежна.
“На день, на час бы подольше…”

Добрый мой, не торопись,
Дай им самим раствориться.
Гасла неловкая жизнь,
Тлела, пытаясь прогрызть
Время, что в дыме зависло.

И, перешедший на рысь,
Год пролетал словно листья.

Глупые пьяные листья
Падали, падали вниз.

**

В городе пахло прокисшим арбузом,
Стучало трамвайным обозом,
У ребер кричало.

Рабочий играл босса-нову по-русски
На старом асфальте, и хрустом
Ему отвечал он.

В причалы метро били волны из пыли,
Строительной пеной кружили,
Ложились послушно.

И к этому морю Колумбы спешили,
Сливаясь каскадом фамилий
В кофейную гущу.

Я плыл среди них, неумело, беззубо,
Я видел как тает Везувий,
Хлебнув дождевые.

Найди мое имя в числе утонувших,
В числе не доплывших до суши
Найди мое имя.

Скажи всем, что ливень стер пыльное море,
И люди в верандах-подолах
Терялись из виду.

А город пах вишней и скошенным полем.
Трамвай уплывал невесомо,
У ребер затихнув.

**

Немое сердце и колбасный сыр –
Мой натюрморт движения над бездной.
Взмывали вверх и зажигались сны,
Прижавшись к облакам пустым,
Как спички к потолку подъезда.

На белом черные. Завернутый в пальто,
Я ездил от конечной до конечной;
И дома ждали соль, горчица и лимон –
Мой натюрморт движения на дно
Усталости по линии предплечья.

Раскрошится рассвет как бежевый мелок,
Роса размажет натюрморт под утро.
Я не держу, а лишь держусь за горизонт,
Как спичка мертвая за белый потолок,
К немому сердцу прикипевшая как-будто.

**

Я хотел бы себя промолчать в разговоре с тобой:
Нет вещей о которых бы мы не молчали.
Промолчи мне печали свои, их случайный,
Беспорядочный строй

Все на свете прекрасно, что держит собой тишину:
Побережье морское, и лес, и Уральские горы.
Промолчи свое горе, как-будто вы с ним не знакомы.
Я его удержу.

Ведь нет слова честнее невольно упавшей слезы,
Чувства скорой грозы и двух рук перекрестья.
Полуночные кухни как звезды; у этих созвездий
Онемевший язык. 

Я не верю кричащей браваде любви напоказ,
Бесконечной улыбке нелепого панибратства,
Только в искренность верю немого рассказа
Глубины твоих глаз.

**

Ни денег нет, ни сигарет,
Ни наступления весны,
А значит, нечего совсем
С меня на улице спросить.

Несет меня волна людей,
Нелепый рваный штрих-пунктир,
Как-будто наша цель в воде 
Маяк маршрутного такси.

Затушит отсыревший март
Иллюминацию гирлянд
И глупых разговоров нить;

И волшебство начнет линять
На погружённых вглубь себя
Бойцов на штурме Атлантид.

**

Солнце закашляло и упало со странным
Звуком. 
Тремор автобусного сустава,
Руки 
Первого снега на куртке.

Опустошен, будто взял все чувства на
Вырост.
Ветка метро, внезапно хрустнув,
Раскрылась,
Скинула листья в сырость.

Вспыхнула урна, как олимпиадный
Факел.
Пятнышки снега, прохожих; пятна
Собаки,
Пятна вокруг как флаги.

Я покрыт ими весь, как в конфетти на
Праздник.
Пятна летят и крушат плотину
Краской,
И заливают дыру этой черной пасти

Желтым, рыжим и красным.

**

Маятник покачнулся влево и выбил стул,
Горизонт накренился, меняя вид из окна.
Ветер крепчает, похоже, пытаясь сдуть
Пыль с моих плеч в Адмиралтейский канал.

Люди полощут рот, люди снова бросают курить
И не трогают после шумной попойки стакан.
Я, безусловно, тоже совру себе, и внутри
Провернется, как штопор, покойник, почуяв обман.

По ночам он глядит на меня, и он так на меня похож,
Но ввалилось его лицо, и он рано начал седеть.
Я бегу от него туда, где самовлюбленный дождь
Высекает из пятиэтажек памятник самому себе.

Я бежал бы всегда вперед, покуда горят глаза,
Но, на деле, я статуя страхам своим пустым.
Маятник покачнулся влево и вернулся назад,
Чтобы снова, на время, во мне застыть.

**

Птица счастья не может взлететь до звезд
И не режет крылом поднебесный купол.
Я в себе эту птицу так долго нес,
Что собою, как клеткой, ее укутал.

Не похожа на феникса, на птицу рух;
Птица счастья – обычный уличный голубь.
На балконе кормлю его хлебом из рук,
Утоляя наш общий пугающий голод.

И растет дыра, и в бездонный клюв
Я сложил себя в своих планах голых.
И готовый на взлет, я, рукой взмахнув,
Покидаю на нем свой уснувший город.

И мой голубь растет, расправляет крыло,
Заполняет меня и врастает в кожу.

Я боюсь одного: что однажды в окно
Он захочет взлететь;

Но взлететь не сможет.

**

Найти черту, руками проведя:
“Шато Бордо”, разлитое в Тольятти,
И тьма в растянутом халате
Накроют замок из одеял.

Неровно спать, не видеть сны,
Искать на небе след от фейерверка.
Мой замок крепок и вино так терпко,
Что хватит продержаться до весны.

Твой дом как старый василиск
С двумя зрачками непотухших спален,
И глядя в них, я превращаюсь в камень,
Сливаясь с фоном городских кулис.

Я опираюсь на бедро кормы,
И все, что дальше – только дело случая..

Ты только посмотри, как неразлучны
Ушедшие в туман, смешные “мы”.

**

Обычное дело: плечи и локти стесав
Об узкие грани широкого сердца,
Решила, что тесно, как может быть тесно
В домах, вписавших тебя в свой устав,
В свои рамки, легенды и стены.

Нелепую честность, летящие хлопья пыли,
Время выпустить, забив ими каждую щель.
Обычное дело, обычный порядок вещей:
Навсегда вырастать из людей,
Что были когда-то родными.

**

Сломался сосед по лестничной клетке и задымил,
Его мыслями пахнут лестница и пролет.
Он на лестничной клетке совершенно один
Против всех своих демонов и невзгод.

А невзгоды копятся в банке из-под сардин,
Что за шею подвешена между двух этажей.
Я ни разу не видел его вышедшим в магазин,
Словно на улицу выйти – как принять поражение.

Словно спрятаться можно в сети дымовых завес
От растущих внутри белых пятен и черных дыр.
И, порою, кажется – он так внутрь себя залез,
Что не хватит средств его выкурить из норы.

Так предательски прячется в небе луна-поводырь;
Рассмеется в кулак бутылка минеральной воды,
Пересеку дворы, и глаза мне застелет мир,
Где сосед вдыхает беды и
выдувает дым.

**

Стон вылетает и тянет за жилы,
Ночь замирает в режиме 
Сомнамбулы;
Сонно моргают
В тепле
Пассажиры 
На дребезжащей 
Автобусной палубе. 

Так прорастают 
В теплицах растения,
В кадки цветочные
Тени отбрасывая.

Брасс средь проточных
Улиц весенних,
Гул пересадочных станций.

В окнах ищу отражение времени,
Каждой клеточкой тела клацая:
Так Грация 
Тела 
Ищет движения,
А я ищу повод остаться.

(9 голосов, средний бал: 3,89 из 5)

Загрузка...