Я пишу с 17 лет. За это время менялись город проживания, круг общения и взгляд на мир. Оставалась неровная партитура для человека и шариковой ручки. Несколько сотен рифмованных строк.
Настало время постучать в еще одно закрытое окно.
Подборка стихотворений "Соло закрытых окон"
Горело нёбо, горело небо - Седой дредноут. Трубач споткнулся и на колено Просыпал ноты. Гирляндой звонкой сбежав из плена, Еще несмело Звучали черной краюхой хлеба В тарелке белой; К воде летели, как те монеты, Что спят в фонтане, И что-то пели об исполнении Пустых желаний: Вернуться в лето, забыть билеты С обратной датой. Трубач безнотный, без них бездетный, Заплакал в такт им. ** Кричит метель, не может перестать, Летит, и в ней, как с чистого листа, Восходит город, всей зимы белей, Дорог каскадом, волнами аллей, Укрытых снегом, бледных, неживых. Так много в этом крике тишины, Что, кажется, я в буре потерял Пальто, дорогу, может быть, себя. Открыт мой город для таких потерь, Метель во мне, вокруг меня метель. Через дорогу, у дверей в метро, Она беснуется в моем пальто. ** Дворник закинул в костёр Пьяные прелые листья. Будто бы лица их стёр Кто-то уставший. И всё. Только ноябрь за кисти Держит их - глупые листья. Осень идет на покой, Иней на окнах как фатум. Что же ноябрь ногой Топчет упрямый огонь? Что же он тянет обратно Дни, что упали когда-то? Словно почуяв беду, Листья прилипли к подошве, Тихо за мною бредут. Больно жить верой в мечту, Если она безнадежна. "На день, на час бы подольше..." Добрый мой, не торопись, Дай им самим раствориться. Гасла неловкая жизнь, Тлела, пытаясь прогрызть Время, что в дыме зависло. И, перешедший на рысь, Год пролетал словно листья. Глупые пьяные листья Падали, падали вниз. ** В городе пахло прокисшим арбузом, Стучало трамвайным обозом, У ребер кричало. Рабочий играл босса-нову по-русски На старом асфальте, и хрустом Ему отвечал он. В причалы метро били волны из пыли, Строительной пеной кружили, Ложились послушно. И к этому морю Колумбы спешили, Сливаясь каскадом фамилий В кофейную гущу. Я плыл среди них, неумело, беззубо, Я видел как тает Везувий, Хлебнув дождевые. Найди мое имя в числе утонувших, В числе не доплывших до суши Найди мое имя. Скажи всем, что ливень стер пыльное море, И люди в верандах-подолах Терялись из виду. А город пах вишней и скошенным полем. Трамвай уплывал невесомо, У ребер затихнув. ** Немое сердце и колбасный сыр - Мой натюрморт движения над бездной. Взмывали вверх и зажигались сны, Прижавшись к облакам пустым, Как спички к потолку подъезда. На белом черные. Завернутый в пальто, Я ездил от конечной до конечной; И дома ждали соль, горчица и лимон - Мой натюрморт движения на дно Усталости по линии предплечья. Раскрошится рассвет как бежевый мелок, Роса размажет натюрморт под утро. Я не держу, а лишь держусь за горизонт, Как спичка мертвая за белый потолок, К немому сердцу прикипевшая как-будто. ** Я хотел бы себя промолчать в разговоре с тобой: Нет вещей о которых бы мы не молчали. Промолчи мне печали свои, их случайный, Беспорядочный строй Все на свете прекрасно, что держит собой тишину: Побережье морское, и лес, и Уральские горы. Промолчи свое горе, как-будто вы с ним не знакомы. Я его удержу. Ведь нет слова честнее невольно упавшей слезы, Чувства скорой грозы и двух рук перекрестья. Полуночные кухни как звезды; у этих созвездий Онемевший язык. Я не верю кричащей браваде любви напоказ, Бесконечной улыбке нелепого панибратства, Только в искренность верю немого рассказа Глубины твоих глаз. ** Ни денег нет, ни сигарет, Ни наступления весны, А значит, нечего совсем С меня на улице спросить. Несет меня волна людей, Нелепый рваный штрих-пунктир, Как-будто наша цель в воде Маяк маршрутного такси. Затушит отсыревший март Иллюминацию гирлянд И глупых разговоров нить; И волшебство начнет линять На погружённых вглубь себя Бойцов на штурме Атлантид. ** Солнце закашляло и упало со странным Звуком. Тремор автобусного сустава, Руки Первого снега на куртке. Опустошен, будто взял все чувства на Вырост. Ветка метро, внезапно хрустнув, Раскрылась, Скинула листья в сырость. Вспыхнула урна, как олимпиадный Факел. Пятнышки снега, прохожих; пятна Собаки, Пятна вокруг как флаги. Я покрыт ими весь, как в конфетти на Праздник. Пятна летят и крушат плотину Краской, И заливают дыру этой черной пасти Желтым, рыжим и красным. ** Маятник покачнулся влево и выбил стул, Горизонт накренился, меняя вид из окна. Ветер крепчает, похоже, пытаясь сдуть Пыль с моих плеч в Адмиралтейский канал. Люди полощут рот, люди снова бросают курить И не трогают после шумной попойки стакан. Я, безусловно, тоже совру себе, и внутри Провернется, как штопор, покойник, почуяв обман. По ночам он глядит на меня, и он так на меня похож, Но ввалилось его лицо, и он рано начал седеть. Я бегу от него туда, где самовлюбленный дождь Высекает из пятиэтажек памятник самому себе. Я бежал бы всегда вперед, покуда горят глаза, Но, на деле, я статуя страхам своим пустым. Маятник покачнулся влево и вернулся назад, Чтобы снова, на время, во мне застыть. ** Птица счастья не может взлететь до звезд И не режет крылом поднебесный купол. Я в себе эту птицу так долго нес, Что собою, как клеткой, ее укутал. Не похожа на феникса, на птицу рух; Птица счастья - обычный уличный голубь. На балконе кормлю его хлебом из рук, Утоляя наш общий пугающий голод. И растет дыра, и в бездонный клюв Я сложил себя в своих планах голых. И готовый на взлет, я, рукой взмахнув, Покидаю на нем свой уснувший город. И мой голубь растет, расправляет крыло, Заполняет меня и врастает в кожу. Я боюсь одного: что однажды в окно Он захочет взлететь; Но взлететь не сможет. ** Найти черту, руками проведя: "Шато Бордо", разлитое в Тольятти, И тьма в растянутом халате Накроют замок из одеял. Неровно спать, не видеть сны, Искать на небе след от фейерверка. Мой замок крепок и вино так терпко, Что хватит продержаться до весны. Твой дом как старый василиск С двумя зрачками непотухших спален, И глядя в них, я превращаюсь в камень, Сливаясь с фоном городских кулис. Я опираюсь на бедро кормы, И все, что дальше - только дело случая.. Ты только посмотри, как неразлучны Ушедшие в туман, смешные "мы". ** Обычное дело: плечи и локти стесав Об узкие грани широкого сердца, Решила, что тесно, как может быть тесно В домах, вписавших тебя в свой устав, В свои рамки, легенды и стены. Нелепую честность, летящие хлопья пыли, Время выпустить, забив ими каждую щель. Обычное дело, обычный порядок вещей: Навсегда вырастать из людей, Что были когда-то родными. ** Сломался сосед по лестничной клетке и задымил, Его мыслями пахнут лестница и пролет. Он на лестничной клетке совершенно один Против всех своих демонов и невзгод. А невзгоды копятся в банке из-под сардин, Что за шею подвешена между двух этажей. Я ни разу не видел его вышедшим в магазин, Словно на улицу выйти - как принять поражение. Словно спрятаться можно в сети дымовых завес От растущих внутри белых пятен и черных дыр. И, порою, кажется - он так внутрь себя залез, Что не хватит средств его выкурить из норы. Так предательски прячется в небе луна-поводырь; Рассмеется в кулак бутылка минеральной воды, Пересеку дворы, и глаза мне застелет мир, Где сосед вдыхает беды и выдувает дым. ** Стон вылетает и тянет за жилы, Ночь замирает в режиме Сомнамбулы; Сонно моргают В тепле Пассажиры На дребезжащей Автобусной палубе. Так прорастают В теплицах растения, В кадки цветочные Тени отбрасывая. Брасс средь проточных Улиц весенних, Гул пересадочных станций. В окнах ищу отражение времени, Каждой клеточкой тела клацая: Так Грация Тела Ищет движения, А я ищу повод остаться.
(9 голосов, средний бал: 3,89 из 5)
Загрузка...