Евдокия Семеновна Иринцеева-Огдо, детский журналист, главный редактор газет “Кэскил” (на якутском языке) и “Юность Севера” (на русском языке). В 2008 году победила в республиканском закрытом литературном конкурсе сразу три премии. С тех пор серьезно занимается творчеством, имеет 5 опубликованных книг.
Повесть “Не отрекаются любя”
отрывок
* * *
Анчик действительно торопилась. Для начала сделала вид, будто пробует мороженое, а потом, собравшись с силами, начала:
– Толя, послушай меня, не перебивай. Я знаю, что мне осталось недолго. У меня к тебе просьба. Дети… Ты позаботишься о них? Рядом с ними должен кто-то быть. Родной человек, не чужой. Думала, сама смогу их на ноги поставить… видишь, не смогла…
Анчик умолкла, и Толя, осторожно взяв ее прозрачную невесомую руку, прижал к своей небритой щеке, поцеловал. А через какое-то время она почувствовала, что ее ладонь мокра от слез. Его слез…
– Толя, Толик… Не надо… Не думай о плохом. Все прошло. Мы же вместе. Я счастлива… счастлива, что твои сыновья сейчас оба с тобой. Слышишь? Алик… он тоже… твой…
– ?!
Анчик совершенно обессилела, голос был еле слышен, но она упрямо продолжала, а Толя весь обратился в слух, чтобы не пропустить ни единого слова, видеть ее он уже не мог – слезы бежали безостановочно, и родное лицо на подушке расплывалось в тумане.
– Алику было три года, когда его привезли… В мою смену… По документам он был Иванов Альфред Викторович. Я сразу хотела документы подать на усыновление, но он болел тяжело, мне долго не разрешали. Но я не отступилась… Всегда была с ним. Всегда, пока он лечился. Когда все наладилось, мне позволили его усыновить, я дала ему свою фамилию, отчество. А четыре года назад в детдом пришло письмо… От Ульзаны. Она писала, что Иванов Альфред Викторович – ее сын. Не знаю, почему так, но все совпадало. Меня тогда только назначили директором, и я не стала ни с кем советоваться, ответила ей сама: “Мальчик как отказник был усыновлен, здоровье его сейчас в порядке, а данные о приемной семье в соответствии с законом огласке не подлежат”. Больше она не писала. А я боялась… Вот ведь как вышло… То, что Алика привезли в мою смену, то, что я его к себе взяла… Судьба… А нас она хотела свести, да запоздала… Что уж сейчас… А мальчикам сам скажи. Ни Толик, ни Алик не знают. У меня на это уже сил не хватит. Они поймут, ведь они на тебя похожи… понятливые…
Толя не смог подавить рыдания, потом какое-то время сидел, будто оглушенный, но все же не выдержал:
– Я виноват, что так вышло…
– Нет, Толик, нет… Ты молодой был… разве мог ты знать… Не вспоминай, не надо… Ошибки, обиды… Все в прошлом. Не оглядывайся назад. Жизнь продолжается. Наша жизнь… в наших детях…
– Я ведь писал Ульзане, когда сына искал. Судом грозил. А она злорадствовала: “Наши с тобой дороги разошлись навсегда. Ребенка твоего я оставила в детдоме под другим именем и знаю точно, что он усыновлен. Можешь искать своего Ванюшу, но никогда не найдешь. Будь ты проклят!” Я поверил… Она ведь и не на такое способна… А получается – опять обманула. Он ведь в детдоме, получается, тогда был… Дед с бабкой искали его и не нашли… Да и как найти, если имя другое…
– Толик, не надо больше об этом…
– Анчик… прости!
Он должен был сейчас сделать все, чтобы облегчить ее боль, а получилось наоборот. Как всегда… И ничего уже не исправишь, не изменишь.
Не слишком ли жестоко? Все эти годы он жил вдали от своих сыновей, ничего о них не зная, а она растила их одна – маленькая, слабая, беззащитная. А теперь все кончилось. Судьба нарочно придержала свой последний удар, чтобы обрушить на него сейчас, когда он, наконец, прозрел, когда понял: предав свою любовь ради минутного каприза вздорной избалованной девки, он предал самого себя, и слишком страшной оказалась расплата…
– …Мужу присваивается фамилия – Астахов, жене – Астахова. Позвольте вручить свидетельство о браке главе семьи, – с этими словами специально прибывшая из ЗАГСа в больничную палату заведующая вручила его Толе.
Медперсонал и празднично одетые по такому случаю Толик и Алик дружно захлопали в ладоши. В тесной палате было не протолкнуться, а когда муж надел на палец Анчик обручальное кольцо, каждый из гостей подошел, чтобы поздравить ее, пожать руку. Мальчишки, понимавшие, что настоящую семью, с мамой и папой, они обрели ненадолго, украдкой смахивали слезы…
Почему горе и радость идут бок о бок? И почему говорят, что парни не плачут? Толик с Аликом не знали раньше, что плакать так больно… После того, как отец пересказал им мамину историю, они оба ревели, как маленькие. Обрели родного отца – радость, но были разлучены с ним в детстве – горе, всю жизнь рядом с мамой – радость, но предстоящая разлука с ней – горе…
– Мам… мама, посмотри, – разворачивают они перед ней новенькие, только что полученные паспорта.
Анчик взглядом просит их прочесть вслух, что там написано, и чуть слышно повторяет за ними: “Астахов Анатолий Анатольевич, Астахов Альфред Анатольевич… вот и хорошо…” Пытается улыбнуться и не может…
Как она боялась, что не успеет сказать самого главного… Успела. Мальчики все поняли, как надо. И когда Толя снова попросил ее выйти за него замуж, согласилась – ради сыновей. Потому что верила и надеялась на Толю, знала, что отец станет им поддержкой и опорой в трудную минуту. Стала его женой на пороге смерти. Даже фамилию его взяла. И обручальное кольцо на пальце… Эту последнюю радость в жизни подарил ей любимый. И с ней она покинет эту землю… отправится далеко-далеко… туда, где ждут отец и мама…
– Мальчики… Толик, Алик… Я ухожу… но рада, что оставляю вас с отцом. Вы вместе… наконец-то вместе… чего мне еще желать… пусть и дальше так будет, не расставайтесь, никогда…
Поцеловав каждого из них на прощание, Анчик обвела взглядом белый больничный потолок.
– Толя, я хороших детей тебе оставляю… Живите в мире. Обо мне не плачьте… не тревожьте…
– Анчик! Ну почему, почему… За что мне такое… – Толя никак не мог успокоиться, смириться с неизбежным.
– Толик, не надо… Хоть несколько часов проживем счастливыми. Я всю жизнь только тебя любила… только тебя… Ни разу плохо о тебе не подумала… и ждала… как долго я ждала… И ты рядом… Я счастлива… Правда… Мне сейчас легко… светло… За все я благодарна судьбе… за все… она дала мне вас…
– Нет, Анчик, нет! Не уходи!
– Толя… не вини себя… ты не виноват… только я жалею… что не согласилась выйти за тебя сразу, когда ты предлагал… целый год бы у нас был… но я все думала, каким отцом ты будешь… зато теперь спокойна… Я верю тебе. Ты их не оставишь… Держитесь…
На четвертый день Анчик не стало. Как и сказал ей врач, случилось это на исходе третьей недели, глубокой ночью. Толя не отходил от нее до последней минуты. В последний свой вечер Анчик будто стало полегче, у него даже мелькнул робкий лучик надежды: “А вдруг…”, – и когда она уснула, он сидел рядом, боясь вспугнуть ее сон. Но она больше не проснулась.
Где взяла она столько силы и мужества, чтобы вынести все, что выпало на ее долю? Но это лишь закалило ее. Через все испытания пронесла она ясность и чистоту души, мудрое спокойствие и веру…
Сыновья, два осиротевших журавленка, обещали ей и дальше идти вперед, поддерживая друг друга, никогда не пасовать перед трудностями. А Толя, выполняя последнюю волю жены, похоронил ее в родной земле, подле отца с матерью.