Первый “роман” написал в 14 лет. К 17 их было уже три. Понял, что нашел себя. Начал много писать, находя в этом упоение. Сделал паузу в тридцать лет, потому что вдруг понял, что пишу в стол. Думал, остановился на всегда, но писать – это так притягательно, что отказаться от этого невозможно. А впечатления от жизни и её осмысление, с годами становится только ярче – сюжеты так и просятся на бумагу.
Номинант литературной премии “Писатель года 2016”.
Люблю туризм, отдых на природе. Женат, двое детей.
Современная проза “Вертикальная радуга”
отрывок
Я машинально сел на стул напротив форточки. Зря. Покупатель – симпатичная девчушка, бодро кинула мне деньги в лицо и прокричала:
– Пачку «Мальборо».
Я поднял деньги с полу. Отсчитал сдачу из кассы, взял пачку и вышвырнул в форточку.
Девушка обиженно взвизгнула и залилась трелью детского мата, очень часто наклоняясь к земле. Я, не мигая, смотрел на её согнутую спину. Глаза стекленели, готовые вот-вот лопнуть
– Что ты делаешь?! – вскричал Руслан. – Мы потеряем клиентов!
И глаза лопнули. Только вместо стекла из них покатились слезы. Руся засуетился. Выхватил из ящика банку лимонада, вскрыл, сунул мне.
– Ты что? Ты что?! Она тебя обидела? Сейчас… – Руслан выглянул в форточку. – Эй! А ну живо сюда! Куда побежала?! Вернись! Ну вот. Мы потеряли клиента. Жаль. Васек! Ну, ты что? Ты на покойника похож.
Я попил лимонада. Пламя внутри улеглось. Слезы продолжали литься.
– Я и есть покойник.
– Что ты такое говоришь! Мы ведь только жить начинаем. Скоро вместо кошельков чемоданы таскать будем! Ты, что, браток! Посмотри за окно. Видишь город? А знаешь, чей он? Знаешь?
– Уж вся ко не наш.
– Зато нас все знают. И чем дальше, тем больше будут с нами считаться.
– Так вот какая у тебя мечта…
– Что?! – Руслан замер. Я видел, как он потупил глаза. Потом с вызовом поднял их.
Сказал зло:
– Да. Я мечтаю масштабно. Меня кожаной курткой не удивишь. Я хочу, чтобы меня узнавали. Чтобы мы с тобой встретились на улице у светофора, остановили свои крутые тачки, высунулись в окно и спросили друг друга о жизни. А все бы нам сигналили…
– Я ездить на машине не умею.
– Пускай у тебя будет водитель.
– От меня Оля ушла.
– Пускай у тебя… Что? Как ушла? Она что с отпуска уже приехала?
– Нет. Не приехала. И не приедет. Она вышла замуж. Понимаешь?!
Руслан поёжился и нерешительно предложил:
– У настоящего мужчины первая любовь всегда катастрофа.
– Нет. Ты не понял. – Я затряс головой. – Не понял. – Руслан вскинул голову, ожидая продолжения. Я видел, как за его спиной к форточке склонился покупатель. Он спросил:
– Будем работать или не будем?!
– Не будем, – отрезал Руслан и закрыл форточку перед ошарашенным «князьком».
Кажется, сегодня день потери клиентов.
– Не понимаю, что?
Я замялся.
– На самом деле. Я ведь для неё старался. Мне – это предпринимательство даром не нужно. Меня моя работа на заводе вполне устраивала. Да, там не платили денег, да, там относились, как к рабу, но в глубине души меня устраивал такой порядок жизни. Внешне – нет, а внутри пульсировала огнем мысль, что всё вернется, и завод опять станет функционировать в полную силу.
– Идиот, – устало сказал Руслан.
– Работаете или нет?! – кричал за стеклом покупатель.
– Завтра вытащим деньги и разделим «пенку». Да ты по колено обложишься пачками денег! Да такое количество твой отец даже представить не мог!
– Не трогай папу! Он – святой. Он – коммунист. Его Родина предала.
– Вот видишь! Какой масштаб! А у тебя? Что? Разве твоя катастрофа может сравниться?.. Да у тебя будет сто таких Оль! Да ты только помани её одной из пачек. Да, радуйся! Теперь все Оли твои. И не только Оли. Спроси у Симы, если мне не веришь.
Я слушал его тираду, обхватив голову ладонями. Сквозь пальцы струился пот.
– Слушай? Точно. – Я просиял. – А давай я к ней слетаю?
– Ты что?! У нас дело.
– На день. Что может случиться за день? Я быстро.
Руслан замотал головой. Отвел глаза в сторону.
– Никак нельзя. Ты мне нужен. Мы ведь партнеры. Сначала самолеты, а девушки потом. Так даже в песни поется. Ты теперь взрослый.
– Работаете или нет?! – не унимался покупатель, настойчиво барабаня в стекло.
– Сегодня у тебя выходной. Возьми водки. Напейся. Выпей всё до капли и ложись спать. А завтра… Завтра у тебя начинается новая жизнь.
– Я же умру после бутылки водки.
– Надо.
Я нерешительно взял «литрушку» из первого попавшегося ящика. Посмотрел на черную этикетку. Водка называлась просто – «Черная смерть» – череп в котелке, скалясь, предлагал мне забвение и покой. То, что надо.
Выйдя из ларька, я увидел, как Руслан открывает форточку и покупатель, очень назойливый мужчина неопределенных лет и блеклой внешностью, зло бормочет и суёт красные корочки под нос другу.
– Работаете или нет?! Налоговая инспекция! Открывай…
Я передернул плечом – всё равно, устало посмотрел в растерянное лицо за стеклом ларька и нетвердой походкой направился домой.
Я шел сквозь мед: медленно и тягучи, давались шаги, долго и сонно, но верно и правильно, с конечной остановкой у родного подъезда. Остановил меня, конечно же, сосед, живущий подо мной. Именно такие соседи всегда считают, что ты что-то им должен: за то, что ходишь не так, шумишь не так, топишь не так, живешь не так…
– Привет, Толик! – радостно сказал сосед и облизнулся. Я посмотрел в мутные глаза, оценил выжидающую позу, и вдруг спросил:
– Стакан есть?
– С-стакан? К-конечно!
Наши движения стали едины: один доставал бутылку, второй пластмассовый стакан. Чпок: стакан разложился, крышка с бутылки улетела прочь в траву. Сосед выжидающе поднял брови, и я налил до краев. Он жадно выпил и снова протянул стакан. Со второй порцией не стал торопиться. Блаженно зажмурил глаза и сквозь щелочки сначала посмотрел на небо, потом на меня. Секунд через пять он меня узнал.
– Толян…
Я отхлебнул из горла и тоже стал смотреть в небо. Пик северного лета. Короткого.
Знойный день перед началом быстрой осени и затяжной зимы.
– Хорошо то как, Толян.
Я мотнул головой, соглашаясь, и снова отхлебнул. Посмотрел на этикетку – череп пока был с нами и никуда не ушел.
– Рано ты стал пить. – Сосед сокрушенно мотал вихрями седых немытых волос. – Но ничего. Скоро в школу и вся дурь сразу пройдет.
– Не пойду в школу… – начал я, но меня тут же прервали:
– Правильно! Не ходи! Устраивайся сразу на завод. Как я, например. Я тоже не доучился. Завод меня выучил. Из ученика я превратился в первоклассного токаря! Таких умельцев, как я в городе по пальцам можно посчитать. Сорок лет отдал заводу! Сорок! На пенсию знаешь, как провожали? Знаешь?
– И как?
– А никак.
Мы снова выпили, глуша в себе злобу и ненависть. Девиз «Всех убью!» – транспарантом маячил над нашими головами, изредка натягиваясь под слабым ветром.
– Знаешь, что самое страшное?
– Знаю.
– Знаешь?! – вскричал сосед и уставился на меня, готовый признать меня человеком.
– Откуда ты можешь знать? Ты молод и зелен. У тебя все знания впереди. Давай Леньку с первого этажа позовем? Мировой мужик. Инженер бывший.
– Зови.
Сосед вышел из-под козырька и звонко закричал в окна на первом этаже.
– Ленька! Ленька!
Залаяла собака. Закричали бабки с соседнего крыльца. Упала стеклянная банка сверху – заботливая рука приветливого жильца родного подъезда.
– Э! Убить мог! Вот люди… – Сосед вернулся ко мне. Подставил стакан, дрыгая ногой и стряхивая осколки стекла. – Спит Ленька. Чудак. Проспит счастье. Знаешь, что такое боль?
– Знаю.
– Да откуда ты знаешь?! – не выдержал собутыльник.
– Познал радости любви…
– Не понял? – Мужик вытаращил мутные глаза. Стало неприятно.
– Забудь. Пей.
– «Пей», – заворчал сосед, – мал, меня учить. Я, между прочим, воспитал целую бригаду стахановцев. Двух орденоносцев. Да-да! Не смотри на меня! Двух! Мне самому могли дать. Не веришь?! Я раньше знаешь, каким был?! Эх. – Он махнул рукой и пролил водку. Я думал у него остановится сердце. Лицо соседа исказилось восемнадцать раз и превратилось в пластилиновую маску. Я поспешил налить и он отмер. Подобрел.
– А самое страшное, что никто из них не пришел ко мне. А раньше бывало, дядя Петро, а как это, а это. А то и Петр Иванович. Вот я стою, умираю с тобой, жду северного сияния, и никто из них не вспоминает обо мне. Страшно – забвение.
– Какое же северное сияние летом? В жару?
– И даже ты мне не веришь.- Прежде чем махать руками стакан опрокинулся в рот. –
А я так умереть не могу. Никак не могу. – Сосед отчаянно затряс головой. – Я должен увидеть северное сияние перед кончиной. Иначе, зачем я жил?
– Да вы ещё… поживете. – Мой отец выглядел лет на десять старше и полностью вымученный жизнью. – Зачем грустные мысли?
– Это не мысли. Это смерть. – Сосед протянул стакан. – Умираю я, Вася. Рак легких что ли… Будь он не ладен. Одного не пойму – я же всегда пил и никогда не курил. Почему рак легких? У меня и сейчас кашля нет. Или … почти нет. Почему я? Почему я… Я же бригаду стахановцев… Лето!! И что?!! Думаешь, моя болезнь ждать зимы станет?
Увидеть северное сияние и умереть – вот о чем я мечтаю. Что бы знак какой-то был, что меня небо принимает.
– Пускай – это будет гроза, – тихо сказал я. Сосед зыркнул на меня глазом.
– Что «гроза»? За бригаду стахановцев, какая-то гроза? Нет, парень. Я явления природы хочу.
– Гроза тоже явление. Тем более лето.
– Заладил. – Мужик ударил себя по ноге. – Заладил. – Он заплакал. – Гроза. –
Первоклассный токарь зарыдал. – Умереть, не увидев никакого чуда…
Я осторожно поставил бутылку возле его ног и незаметно растворился в тени подъезда.
(1 голосов, средний бал: 5,00 из 5)
Загрузка...