Родился в 1960 году, и всю жизнь живу в г. Ташкент.
По образованию – инженер-гидротехник, с 1983 по 1991 работал в Научно-исследовательском Институте Ирригации, окончил аспирантуру, есть два авторских Свидетельства.
Затем работал на асфальто-бетонном заводе Главным энергетиком, в Ташкентском зоопарке – зоологом-орнитологом, с 1996 г. – артист хора в Театре Оперы и балета им. А.Навои.
Пишу с 1987 года, есть публикации в журналах и Издательствах фантастики.
Спасибо.
I was born in Tashkent, in 1960.
I am an ingeneer-hidrotexnik.
Now ш work in theatre of opera – i am an artist.
Thank You.
Рассказ “Щенок Акулы”
синопсис
Юный Вовка на каникулах гостит у дядьки, когда тот привозит для нового шикарного особняка престижного “охранника” – щенка бойцовской акулы. “чтоб уж все соседи обзавидовались!”
Однако некоторые особенности и привычки питомца очень скоро делают того не то, чтобы совсем не любимым… А нежелательным жильцом в особняке. Щенка выселяют в будку, на улицу.
Но и там он проявляет гордый и независимый нрав, вынуждая пробудиться и вылезти из глубин подлинную сущность новоявленного миллионера, да так, что приехавший на каникулы с родителями Вовка только расстраивается, стараясь тайком подкормить бедолагу.
Новые избиения и издевательства вынуждают акуленка искать спасения дома у Вовки, в городе.
Родители, видя, что сделало “воспитание” со щенком, решают лучше отдать его в Питомник, чем возвращать родственнику “для перевоспитания”.
Вовка доволен: на новом месте “работы” щенку (да уже взрослой акуле!) живется хорошо!
отрывок
Когда дядя Саня впервые принёс его, Бастер смотрелся… Мило.
Крохотные зубки не казались опасны – не больше, чем плоскогубцы: пока не сунешь пальчик и не сожмёшь, больно не будет!
Сам щенок выглядел маленьким, явно ещё очень юным. Из-за этого и пропорции тела были какими-то словно округлыми, и вызывающими не то жалость, не то умиление. Во-всяком случае тётя Аня сразу засюсюкала:
– Ой, это кто же у нас здесь такой маленький? И кто – такой хорошенький? А уж наверное есть как хочет! Ну, иди сюда, малыш, иди! Тётя Аня сейчас мяска накрошит!..
На плохо держащихся и подгибающихся, ещё непрочных ластах, полуметровая «крошка» подковыляла к миске. Посмотрела на мясо, затем пощурилась на окруживших её людей. Повела непривычно заострённой мордой вокруг миски, тыкнула пару раз в край… А затем, опустив нижнюю часть пасти – по-другому не скажешь! – принялась заглатывать наложенное мясо почти не жуя.
Дядя Саня победоносно оглянулся:
– Ну?! Я же говорил, что никаких проблем не будет?!
Как бы опровергая его слова, задняя часть тела «крошки» издала странный звук, и на ковре (пусть и синтетическом, но от этого – не менее нужном в комнате!) возникло нечто коричнево-зелёное и жутко… пахучее!
Вовка, поопасавшийся подойти ближе и погладить странное существо, когда оно ещё не то лежало, не то – сидело на руках дяди, снова почесал в стриженном затылке.
Ему казалось, что радоваться ещё рано: акулёнок в доме лишь десять минут, а уже успел наделать большую кучу (ну, видать то, что поступило с переднего конца, как бы… выдавило то, что скопилось на заднем!), и прокусить тёти Анин тапочек.
– Ф-фу!… Александр! Смотри, что он сделал с ковром мамы! Нет, так не годится – теперь придётся моющим пылесосом всё тут… И ещё не знаю – возьмёт или нет!
– Возьмёт, конечно. – дядя Саня казался слегка расстроенным, но старался «держать марку», – Приучим! Будет проситься, как вон Маркиза.
Маркиза, шикарная персидская кошка, которой в «подростковом» возрасте сделали соответствующую операцию, чтоб не мучиться с котятами, молча смотрела на «приобретение» с фирменного места на диване. В прищуренном взгляде её Вовке виделась неприязнь и настороженность – ну как же!.. Любимица в доме должна быть одна!
– Смотри, он поел! – дядя Саня победно улыбаясь, взял в руки миску. Улыбочка подвяла, – А почему не облизал? Здесь ещё осталось по краям… А, ну да, у него же нет языка!
– Зато зубы у него – будь здоров! – тётя Аня, сунувшаяся было с совком к куче, отскочила с вполне понятной прытью, пытаясь спасти пластмассу от зубов. Однако реакции Бастеру оказалось не занимать: на совке остался след, как от перфоратора: три ряда мелких сквозных дырочек, – Гос-споди! Смотри, во что он совок превратил!
– Ну и … – рука дяди Сани привычно потянулась туда, где в юности кустились шикарные кудри, немаловажную, кстати, роль сыгравшие в привлечении к себе внимания со стороны всё той же тёти Ани, а сейчас остались лишь ностальгические «обломки Империи», – с ним! Купим новый!
– Ага, смотрите, распокупался он! А тапочки, ковёр, и всё остальное, что он сгрызёт или уделает – тоже будешь каждый раз покупать? Может – сразу во двор? Мы ж его, вроде, для двора и покупали?
– Нет! Я его выбрал, я его и приучу!
Это храброе заявление дядя Саня честно пытался выполнить в ближайшие два дня.
Вовка гостил в доме дядьки ещё именно столько. Потом каникулы кончились. Пришлось вернуться в город.
Однако именно в эти последние два дня крику и шуму в доме оказалось куда больше, чем за предыдущие пять. Каждые два-три часа Бастер оказывался голодным. А когда голод начинал терзать его просто устроенную душу и мозг, щенок много не думал: начинал грызть всё, что, по его мнению, могло насытить его бездонную, по словам тёти Ани, утробу.
Вынеся на мусорку второй коврик из прихожей, три пары почти новой обуви, огрызок лыжи и пуфик с разорванной обивкой, дядя Саня решил применить крутые меры: стал тыкать Бастера в испорченную вещь рылом, и шлёпать ладонью, приговаривая: «Нельзя! Нельзя, говорю! Ну, понятно? Нельзя!»
Хуже всего оказалось в день отъезда.
С утра Вовку разбудил буквально громовой вопль тёти Ани:
– Саня! Саня, говорю, … твою мать! Иди сюда скорее!
Вовка тоже выбрался из гостевой комнаты и спустился со второго этажа – столько в этом «крике души» было неприкрытых злости и ненависти.
Картина разрушений впечатляла.
От «маминого ковра» (всего каких-то пять лет назад подаренного любимому зятю по случаю Юбилея), осталось примерно половина. Остальное превратилось в весьма красивое, на взгляд Вовки, хохломское кружево, ходить по которому, правда, оказалось невозможно, по причине его щедрого обваливания в… Том самом.
Тётя Аня не поскупилась на эпитеты и нехорошие слова. Дядя Саня рычал, разводил руками, повышал тон, и «отбрёхивался». Да только как уж тут «отбрехаешься»: ковёр уже – только выкинуть!
Вовка привычно зажал уши, и ушёл к себе. Скандалов, если их устраивает профессионал, нужно стараться избегать – так его учила собственная мама, родная сестра тёти Ани. Дома она на папу никогда… Во всяком случае, при Вовке!
Хотя имелось у него подспудное подозрение, что мама отыгрывается, когда «сдаёт» его сестре, «погостить»…
Так что когда приехал отец, забирать Вовку, Бастер уже поскуливал на цепи у будки усыплённого зимой Тузика, (огромного престарелого волкодава) и пробовал на прочность её стенки и старую подстилку.
Отца Вовки дядя Саня вряд ли сильно любил. Тот категорически не употреблял спиртного. А дядя Саня не понимал, что за удовольствие сидеть за столом в трезвом состоянии… Так что здоровались и «общались» зятья весьма сухо, и в-основном только по делу. Вот как сейчас:
– Привет, Михалыч. Как тут мой малец? Не сильно вас с Аней утомил?
Вовка врезался в отцовские ноги с радостным воплем: «Па-а!». Дядька фыркнул:
– Да ты что! Твой пострел – чистый ангел! Нет, Вовка молодец. Слушался, кушал хорошо, спать шёл не капризничая…
Зато вот другой питомец слегка припарил! Мягко говоря. Вон – смотри, во что тёщин ковёр превратил! – ковёр как раз стоял у помойки, кое-как скатанный и свисавший неопрятными ошмётками со всех сторон. Вовке показалось, что дядя Саня даже здесь нашёл повод погордиться: не у каждого такой питомец сожрёт такой ковёр!
Отец, опустивший вниз Вовку, не поленился пройти к куче строительного мусора у ещё не убранных от задней стороны дома высоченных лесов, и обозреть картину разрушений. Затылок он чесал, кстати, в точности как дядька:
– Обалдеть! Неужели это – вон тот акуленыш?!
– Ну да! – в голосе дяди Сани уже вовсю клокотала гордость, – А ещё испортил, гад, три пары выходных туфель и сапог, пуфик Анькин и мои охотничьи лыжи. Дерево грызёт – похлеще, чем колорадский жук – картошку! Так что вот. Будет теперь жить не в доме, как я было хотел, а здесь. На месте Тузика. За двором присмотрит.
Отец Вовки покачал головой:
– Смысла не вижу. Они похожи на собак только отличным нюхом. А мозгов, чтобы отличить чужого, и даже голоса – погавкать, у щенков акулы нету.
Дядя Саня, как и всегда, когда кто-то ставил под сомнение рациональность его Решений и поступков, стал в позу:
– Ну, это мы посмотрим, есть ли смысл, или нету! Я ещё приучу его гавкать так, что всех соседей перебудит! Да и так никто не сунется: смотри, какие зубы!
Отец, давно понявший, что переубеждать родственника глупо и нереально, только покивал головой:
– Хорошо. А как он у тебя зимой-то будет? Кожа ведь – голая? Проведёшь в будку обогрев? Или тулуп, что ли, сошьёте?
– Да ладно, что-нибудь придумаем! Можно и обогрев… Ну, пошли, Анна уже на стол накрыла. Ты сегодня – как? Может, нарушишь традицию?..
– Да я же – за рулём!..
Когда взрослые ушли в дом, Вовка ещё какое-то время стоял перед будкой.
Вид у Бастера был весьма несчастный. Ещё бы: кому понравится сквозная дырка с массивным кольцом из нержавейки в основании спинного плавника! Да и цепь, соединяющая это кольцо с мощным металлическим штырём у будки, позволяла обходить пространство не дальше семи-восьми шагов.
Бедняга, подумал тогда Вовка, как жаль, что у тебя так мало мозгов… А мог бы жить и в доме, играть с хозяйской кошкой, и спать под вопли телевизора на диване. И кучи делать в кювету с «Катсаном». И зачем только дядя Саня взял тебя?
Неужели, только для того, чтобы как всегда – «соседи о…уели?!»
(7 голосов, средний бал: 4,14 из 5)
Загрузка...