Меня зовут Люба, мне 30 лет. Я педагог. Пишу редко, но метко.
Психологическая драма “Ураган Кирилл“
Ночью его мучили кошмары. Он не запомнил содержания своих запутанных болезненных снов, но запомнил тот необъятный ужас, с которым он подпрыгивал на постели, словно откуда-то извне слыша свой сдавленный короткий крик, еще не до конца понимая, что уже проснулся и что все увиденные им страшные картины – всего лишь ночной кошмар. После он долго лежал с раскрытыми глазами, смотря в темноту, и противные мысли не давали ему покоя.
«И зачем я в это все ввязался?! – со злостью думал он. – И тут еще Юля со своим чувством… Неужели она правда столько думала о Лене? Никогда не слышал, чтобы Юля так красиво говорила… Черт возьми, как же она права! Во всем права, только вот, романтизируя лесбийскую любовь, она все-таки лжет. Если человек убог и неразвит, для него любые отношения будут строиться на животных инстинктах и взаимном превосходстве: и гомо-, и гетеросексуальные. Но действительно существует другая гармония! Воистину существует! Если бы ее не существовало, то не было на земле ничего божественного, а оно есть… Это гармония более высокого уровня – гармония взаимной нежности и взаимного уважения, гармония высшей страсти. Не животных инстинктов, как у Хари, а именно высшей страсти… Сексуальная ориентация не играет здесь ровным счетом никакого значения. В остальном Юля права, чудовищно права. Лена всегда будет стремиться попасть в центр внимания, это верно… И то, что в этой компании я играю не первую роль, тоже верно… Там Лена звезда… И Чужестранцев там звезда, они веселятся от души и для полноты своего веселья желают зрителей… Да, Лене нужен не я, ей нужна свита. А я – я так просто, один из свиты – парень, который в теме. Чтобы добиться чего-то с ней, мне нужно лишить ее свиты, вырвать из этой компании. Возможно ли это? Вряд ли… Но нужно… Нужно больше общаться с ней один на один, иначе я не справлюсь. В их обществе я всегда буду тонуть, казаться неприметным и нелепым, этого уже не исправить – такова моя роль там… Я среди них всегда буду нервничать, стесняться… О, не-е-е-т!»
Тягостный стон вырывался из его груди, силы покидали больного, он забывался на некоторое время, затем вновь вскакивал на постели, исполненный дикого ужаса…
Наутро он почувствовал себя более здоровым и решился идти в университет (уж очень не радовала мысль провести весь день с матерью, которая непременно заохает, узнав, что сын болен, примется пичкать его всяческой блевотворной дрянью и обязательно разразится бурной руганью, ежели он откажется пить ее сомнительные лекарства). Настроение его было хуже некуда: в нем боролись гнев по отношению ко всем вокруг и мерзостное, навязчивое чувство собственного убожества. Он понимал, что раздражен до опасной черты и предвидел сегодня всякие повороты, втайне от себя самого сладостно проигрывая в сознании кинематографические сцены срыва, надеясь, что свидетелем его потери рассудка станет непременно Лена Теплякова. Однако в итоге он сорвался слишком рано и при гораздо менее выгодном наблюдателе: жертвой его пала мать.
За завтраком она пыталась было заговорить о скорой сессии, язвя насчет допуска к экзаменам, однако Кирилл, нервно-угрюмый и озабоченный, резко оборвал ее надвигавшуюся пылкую речь коротким и бескомпромиссным возгласом:
– Достаточно!
Его широкий лоб блестел от пота.
– Ты что это такой? – насторожилась мать.
– Какой?! – злобно переспросил сын.
– Заболел, что ли?
– Проказой, – с отвращением к родительнице процедил он.
– Думаешь, что очень умно сказал?
Кирилл смолчал. Мать некоторое время постояла в нерешительности, затем, очевидно, желая сменить предмет разговора, достала с полки какой-то предмет (Кирилл не мог разглядеть, что это), вознесла его над головой и глубокомысленно пояснила:
– Вот! Зинаида приходила, принесла!
– Что это?
– Как что! Блендер! – мать сияла от гордости.
– Что?
– Блендер, можно овощи молоть, можно сливки взбивать.
– А мне-то что! – пробурчал Кирилл.
– Что-что, хорошая тетка Зинаида, молодец. Заботится о нас.
– Зачем о нас заботиться, мы что, сами не справимся?
– Иногда люди делают добрые дела.
Кирилл желчно рассмеялся.
– Ага. Он, мама, небось, сломался у нее, вот она тебе его и принесла, чтобы поиздеваться, чтобы наглядно продемонстрировать, насколько она тебя лучше, и вдоволь насладиться своим превосходством.
– Ты что это несешь?! Ты по себе людей меришь, что ли?! – кипятилась мать.
– Она так тянется к тебе, потому что понимает, что во всем тебя обогнала. Ее муж богаче твоего, она сама красивее и ухоженнее тебя, ее сын по ее дурацким меркам лучше твоего сына, потому что он работает в офисе, отправляет факсы и ездит на машине, а не обучается благородной профессии в старомодном, еще не коррумпированном вузе и не читает на досуге Гоголя и Достоевского!
Кирилл уже не мог остановиться, поймав волну того самого удовольствия, о котором втайне мечтал давеча, он самозабвенно вещал, удивляясь стройности своего гневного монолога, внезапной красоте собственного голоса, в котором неожиданно зазвенел металл и появились твердые мужественные нотки. Его болезненные глаза неистово сверкали под толстыми стеклами очков, грудь его вздымалась. Что-то внутри призывало его остановиться, но это еще паче раззадоривало его.
– Она хвастается своим Коленькой, рассказывает, как все девушки сходят от него с ума, какой он завидный жених. А ты слушаешь ее, бездарную и пошлую, слушаешь, опустив голову, и со стыдом понимаешь, что тебе нечем похвастать в ответ! А она только этого чувства от тебя и ждет! Вот такая у вас гармония! Это ли дружба? Если Зинаиде плохо по какой бы то ни было причине, Зинаида спешит к тебе! Она смотрит тебя и на нас с отцом как на сборище убожеств и с радостью понимает, что у нее-то все хорошо, что есть еще на свете люди, готовые ей завидовать, смотря на нее с восторженным трепетом и с упоением слушая всю пошлую дрянь, щедро извергаемую ее безвкусно намазанным ртом из недр ее скудной души! Отличная психотерапия, мама! Можешь сделать себе запись в трудовой книжке – пускай стаж набегает. Тебе пора уже брать с нее деньги за прием, мама! Ты качаешь головой? Ну да, ты же не замечаешь! Тебе льстит, что у тебя такая подруга! А какая она, мама? Безвкусная, недалекая, хвастливая, надменная, глу-па-я! У тебя такие идеалы, мама?
– А ну, замолчи! Побойся бога! Что ты несешь! Зинаида – моя подруга. Она и тебя, дурака, любит… Да не смейся ты, ирод рода человечьего! Заткнись, я сказала! И не хвастает она своим Коленькой ни капли, просто рассказывает о своей жизни, делится со мной. А завидуешь ТЫ! Потому что ты лентяй и дурной!
– А Колька умный, да, мама?
– А Колька умный. У него вон какая хорошая работа! А за тебя мне стыдно! Вот если бы у меня был сын как Коленька…
Круглое лицо матери изуродовала косая судорога, многочисленные подбородки затряслись, на глазах выступили слезы, она закрыла лицо пухлыми руками. Кирилла передернуло от отвращения.
«Тьфу, какая мерзость!» – пронеслось в его воспаленных мозгах.
– Ну, пойди, отправь ему факс! – съязвил он вслух, вставая из-за стола.
Мать не поняла сарказма.
(1 голосов, средний бал: 1,00 из 5)
Загрузка...