Работаю в школе. В свободное время увлекаюсь литературой – пишу рассказы, романы, повести. Активно публикуюсь в женских и литературных журналах, в издательстве “Беларусь” вышло двенадцать моих книг. В моих работах всегда побеждает добро, потому что так и должно быть в этом лучшем из миров.
Повесть “Три танкиста”, или мечты порой сбываются
Отрывок
«Три танкиста, три веселых друга – экипаж машины боевой…» – разносилось по всей улице.
– Во, блин! – сплюнул в сторону шикарной чугунной ограды новенького коттеджа Николай. – Столько лет прошло, а репертуар у нас не меняется. А пора бы – времена конкретно изменились. Раз десять, не меньше.
Впрочем, ворчал он просто так. Для настроения. Песня, звучащая с противоположного края родной улицы, нравилась ему всегда. В детстве они с пацанами усаживались на забор в старом парке и могли в тридцать пятый, а то и сороковой раз следить за развитием событий любимой киноленты совершенно бесплатно. «Летний» кинотеатр позволял всем желающим лицезреть шедевры отечественного и зарубежного кинематографа с апреля по октябрь.
От Николкиной улицы до амфитеатра рукой подать. Ребятня занимала вакантные места часа за два до сеанса. Дежурили по очереди. Отбивались от конкурентов разом. Прятались от милицейского патруля – как кому придется. Милиция особенно ребятишек не донимала – тут бы со взрослыми нарушителями справиться. А эти… пускай приобщаются к культуре. Все лучше, чем драться или «чернила» в закоулках распивать.
И они приобщались. Мальчишки знали толк в фильмах. Мюзиклы и слащавые зарубежные истории игнорировали. Предпочитали военную тематику. Или приключения.
Николай обожал Крючкова. Знал практически наизусть все его «коронные» фразы и песни. Мечтал поступить в военное училище и стать летчиком. Или танкистом. Его на родной улице и стар и мал танкистом звали. Он и рад был. Старался соответствовать. Шлемофон на барахолке купил настоящий. Документы в училище отправил. К экзаменам готовился.
Не повезло: на математике срезался. Два раза. А потом в армию пошел. В пехоту определили. Ну, пехота, так пехота. Какая-никакая, а армия. Получил права. Стал механиком. Остался на сверхсрочную. Потом школу прапорщиков окончил. Двадцать лет прослужил. В Афгане ранили. Списали в запас. Пенсию неплохую государство выделило. Живи да радуйся.
Он и радовался. Переехал с женой в родительский дом. Мать с отцом до смерти досмотрел. Сына вырастил. А потом поперли косяком неприятности. СССР распался. Контору, в которой Николай подрабатывал, закрыли. Жена вдруг к другому ушла. Сын женился неудачно.
Николай крепился-крепился, а потом запил. С кем не бывает? Думал, переживет в винном дурмане свои и чужие неприятности и вернется к нормальной жизни. Не получилось. Дурман алкогольный крепче воли оказался. Бывает.
Пока пил да на грубости нарывался, дом их снести решили. Собирались автозаправку строить у перекрестка, а пара домов мешала. Ну, жалеть нечего: дом дед еще строил. Крыша в двух местах латанная-перелатанная. Порог прогнил. Окна в горнице покосились. Супруга сына внука носила. Первенца. В ноги свекру кинулась: выручайте, мол, Николай Павлович, хочется ребеночка в тепле-сухости вырастить. Николай особенно не сопротивлялся – хочется, значит, будет. А чего гнилье жалеть? Квартиру им обещали трехкомнатную. При случае, на две однушки поменять можно. В общем, подписал требуемую бумагу. Без проблем.
На радостях отметил это дело. Недели две отмечал. По друзьям и приятелям. Пока пенсия не кончилась. Вернулся, а сына с невесткой и след пропал. Насилу разыскал.
Следовало прописаться. Николай – туда-сюда – а паспорта нету. Потерял на разгуляе. Невестка пристыдила. Он вскипел: по какому праву?! В моем дому…
Притормозил: был дом да сплыл. Теперь вот квартира. Общая. Какое там! Сын с невесткой прописаны, а он… Разобиделся. Психанул. Швырнул едва ли не в лицо сыну ключи. Рявкнул, неловко сбегая по ступенькам:
– Да подавитесь вы этой квартирой, живоглоты несчастные! Живите, радуйтесь! Без меня.
И был таков. Снова пил. Подвизался на временных работах. Ночевал, где попало. Приятели советовали вернуться, потребовать своего.
– Да пошли они! И так проживу! – ерепенился Николай.
Да и как тут не ерепениться: обратился как-то в паспортный стол – так, мол, и так, потерял документ, выпишите новый.
В ответ: принесите справку о составе семьи.
Откуда?
С места прописки.
Круг замкнулся.
– И так проживу! – в пьяном раже орал Николай в холодное равнодушное небо. – Кланяться не привык! Не заставите!
И прожил. Вернее, проживал. Как мог. Местами сытно и пьяно. Местами холодно и голодно. Местами серединка на половинку.
…«Мчались танки, ветер поднимая, наступала грозная броня…» – неслось с выходящей на проспект переселковской окраины.
– У… у-у-у… – в такт музыке подвывал Мухтар, сидя на крыше своей бронемашины. – У-у…
– Чтоб тебя, танкист хренов! – кипятилась за высоким забором бабка Тарасовна. – Опять завел свою канитель! Гляди у меня, кобель шелудивый, будешь выть, не получишь обеда!
Мухтар довыл до конца куплета и притих: лишенная обеда и без того нелегкая его жизнь теряла всякий смысл. Придется потерпеть до следующей трансляции: авось вредная Тарасовна отлучится на часок по делам. Пес немного побалансировал на дышащей на ладан будке и нехотя спрыгнул в хлипкую, подернутую изморозью грязь. В тесном закутке, где ему довелось исполнять свой собачий долг, помимо грязи и не менее хлипкой старой будки имелась лишь гнутая алюминиевая миска да пара обгрызенных Мухтаром от нечего делать вишневых стволов.
За последующие со смерти хозяина три месяца пес окончательно разочаровался в жизни, озверел и теперь кидался к забору при малейшем шорохе, провожая нарушителя ненавистного спокойствия истошным лаем.
Соседские мальчишки, некогда дразнившие Мухтара танкистом, теперь остерегались тревожить пса: забор вокруг дома обветшал, вдруг злыдень вырвется. Ребята переключились на другие, менее опасные эксперименты. А позабытая всеми собака почти одичала в своем мокром и холодном углу. На долю верного сторожа и защитника досталась одинокая и мучительная старость.
Мухтар тяжело вздыхал, устраиваясь на охапке гнилой соломы и с тоской посматривая в узкий люк на крыше будки. Вспоминал хозяина. Тому взбрела в голову блажь проделать в крыше собачьего дома дыру с крышкой.
– Все собаки как собаки, а мой – танкист! – пояснял любитель модного когда-то сериала «Четыре танкиста и собака». – Пускай привыкает: ежели что, вместе поедем Родину защищать! И Петровича с собой прихватим до комплекту.
– А где еще двоих возьмете? – хитро таращила свои подслеповатые глазенки Тарасовна.
– В чем проблема, соседушка? – помигивал ей хозяин, поглаживая своего лохматого любимца. – Было бы предложено, за моим Мухтаром пол улицы побежит!
Не дождался старик войны. Умер под новый год. С тех пор и начались Мухтаровы страдания. Сперва по хозяину тосковал. От еды отказывался. Выл беспрестанно. Старуху-хозяйку близко к себе не подпускал. Довыпендривался: старуху дети к себе забрали. В квартиру со всеми удобствами.
Дом заперли. Тарасовну попросили пса кормить. Сами наведывались редко. Печки протопить да огород вскопать. К Мухтару в закуток заходить никто не собирался. Жив и жив. А помрет, закопаем. Подумаешь, ценность великая – не на хуторе живем, ежели что – соседи позвонят. И потом: кому понадобится в старую развалину без спросу лезть?
Уезжая, старуха наклонилась к забору, шепнула псу:
– Извиняй, Мухтарушка. Мочи нет одной маяться. Молиться за тебя буду, просить у Господа постояльца на дом. Глядишь, и за тобой присмотрит. Негоже собаке без человека век вековать. А пока что оставила Тарасовне пенсию, она баба порядочная, без куска хлеба тебя не оставит.
Порядочная баба Тарасовна прибегала поутру. Выплескивала из закопченной кастрюльки смесь недоеденного вчерашнего ужина с собачьей колбасой и пшенкой. К полудню заглядывала через забор, справлялась – съел ли Мухтар свой суточный порцион. Насмехалась будто – как тут не съесть – хозяин выделял порции раза в два больше.
– Схомячил, спиногрыз? Водицы налью что ли?
Наливала, перевесив через забор ковшик. Расплескивала половину. Ближе подходить остерегалась, больно свирепый вид имел ошалевший от тоски и одиночества пес. И как тут не ошалеть – ни доброго слова, ни короткой прогулки по окрестностям – хозяин ежедневно давал Мухтару прогуляться, ни свежей травинки, ни сухой кочки. Правда, свобода была близка – стоило лишь выломать пару штакетин из забора. Но пес помнил о долге и исполнял его в меру своих сил и понятий. Людям бы так…
«… а все хорошее и есть мечта…» – доказывал равнодушному миру магнитофон на другом конце улицы.
Мухтар не слишком любил эту песню, но мечты уважал. И чужие и свои. Своих-то почти не осталось. Вот раньше… Мухтар осторожно взобрался на относительно сухую поверхность будки, прилег фигурной скобкой, огибая злополучный люк. Кое-как устроился.
Да, были времена…
Из окна кухни доносился аромат варившегося борща, вызывавший у пса обильное слюноотделение. Мухтар носился из конца двора к колодцу и обратно, предвкушая сахарную косточку на ужин. Эх, скорее бы они со своим борщом покончили! И чего медлят?
За сахарную косточку он готов был отдать душу. Ну, не совсем душу, но пожертвовать миской перловки мог. А чего жалеть? С косточкой он дружил дня три, вылизывал, выгрызал нечто самому неведомое, но оттого не менее аппетитное. Ворочал носом, двигал лапой туда-сюда. Ложился рядом, то и дело обнюхивая добычу. Вскакивал ночью, проверяя, не унес ли кто долгоиграющее сокровище. В приливе щедрости соображал, кого бы осчастливить. Снова грыз, вылизывал, обнюхивал…
Были в прежней жизни собаки и другие ценности. Прогулки с хозяином и без него. Забегавшие иногда друзья-приятели. Отношения с окрестными красотками . Любовь-морковь, как говорится. Лютики-цветочки, бабочки-стрекозки. Как же приятно бывало греться на жарком летнем солнышке, лениво напоминая о себе – да на посту я, недалеко ушел – редким вялым лаем. Или купаться в ручье после затяжного пляжного бдения…
Но если бы была у Мухтара возможность выбирать, он бы выбрал главное – позицию «намбер ванн», как любил повторять внук хозяина. Всеми возможными благами жизни он бы пожертвовал ради пары минут, проведенных в ногах у хозяина. Просто так, без поглаживания и почесывания (Мухтар теперь и в мечтах наглеть остерегался). Только бы чувствовать, что ты кому-то дорог. Или просто нужен…
– Или хотя бы кочку сухую под боком иметь, чтобы на этот курятник не чипериться, – вздыхал он, пытаясь удержаться на крыше хозяйского архитектурного экзерсиса.
(84 голосов, средний бал: 4,61 из 5)
Загрузка...