О себе? Даже не знаю, что и сказать.
Я много что люблю: танцевать – всё равно что: хип-хоп или танец живота; кататься на лыжах – всё равно каких: горных, беговых, водных (ой, нет – на водных не умею, боюсь, плохо плаваю); лес: летом, зимой, осенью, всё равно когда; собирать грибы (о! так фанатично я люблю, пожалуй, ещё писать, но сбор грибов доставляет одну только незамутнённую радость, даже если их нет, а писательство – немыслимые тернии и лишь потом, после них, возможно – редкие звёзды). Своих родных, которых иной раз и поубивал бы; своих друзей… И ещё много чего.
Наверное, будет правильнее сказать: я люблю жизнь, непарадную, самую обыденную.
И рассказывать о такой непарадной и самой обыденной жизни. И если удаётся найти правильные слова и показать, как необыденна эта обыденная жизнь – это великая удача. И всё только ради этого – чтобы показать как она необыденна.
Всерьёз пишу лет пять, хотя пробовала это делать ещё в школе.
Вот как-то так.

Рассказ “Никто тебя не любит”

Отрывок

Отрывок для конкурса

Когда Саша пришла, Вадим… ну хорошо – Юрьевич, был возбуждён и суетлив. Как набедокуривший мальчишка, у которого: ага, прокатило! Они не виделись… сколько же они не виделись? да много месяцев. И она, было,  решила: всё, закончилось –  отполыхало, отлихорадило, отболело. Не отвечала на редкие – очень редкие – звонки. Научилась не вспоминать.  И вдруг… неожиданно для самой себя, набрала номер. Полагая, что это просто так, глупый каприз, и радуясь свободе. Ох, Сашка, Сашка, не надо было. А надо было – просто перетерпеть этот импульс.

Потом… тоже понимая, что не надо – пришла. Он сиял и сверкал. И на месте-то ему не сиделось, всё подпрыгивал и подскакивал, метался и вертелся, болтал взахлёб, шутил и смеялся. Только что не потирал ручонки. Собственно… и потирал. И нежданно-негаданно подарил плюшевую собаку.  От великих щедрот?  В качестве извинения? Прощения? Примирения? Чего?
Она удивилась. Ещё бы! Первый и единственный подарок за многие годы их странных отношений. Очень странных. Как  бы они есть, и как бы – нет.

Собака была он – собакер. В кепке с глянцевым козырьком, заломанной набекрень, красной атласной косоворотке на цветных пуговицах по расписной кайме, и с гармошкой. Первый парень на селе.
– Вот тут, если нажать у него на лапе…
Плюшевый деревенский ухарь немузыкально заголосил: – Никто тебя не любит так, как я, никто не приголубит так, как я…
Саша вздрогнула и, слегка насупившись, посмотрела на это чудо лёгкой или какой там промышленности. Со вкусом у Вадима всегда была беда.
Наверное, предполагалось, что она растает от благодарности, завизжит от восторга и начнёт подбрасывать чепчик до небес. У неё не случилось чепчика, не проклюнулось благодарности, не вырвалось восторга, лишь досадливое недоумение  – как-то уже… накопилось, она не поверила подарку и не только не подтаяла, даже не размягчилась. Лишь засмеялась. Но он не понял.

В её юности, когда всё приличное   “доставалось”, а так хотелось, глядя в модные журналы, подруга сшила себе костюм из плюшевой ткани – бабушкин сундук.  И вот идёт она по городу в почти что бархате, такая красивая, шикарная и недоступная, и все вокруг с восхищением глядят на неё – они и правда рассматривали и улыбались –  а навстречу высокий негр. И глазами своими  выпуклыми чёрно-белыми по ней шарит. Сражённый ну просто наповал. Она вытянулась струной и поплыла, аки лебедь, извилисто и грациозно. И, когда поравнялись, африканский абориген процедил: – Пижда ты плюшевая!

Тьфу ты! Вечно эти дурацкие воспоминания, невпопадные, всё портят. Хотя… что уж тут портить?

И когда торопилась уйти, даже не вспомнила про собаку. Вадим догнал её у дверей и сунул дражайший дар в руки: – Так когда мы встретимся? Поплотнее, так сказать.
– О, Господи, – вздохнула она в лифте, глядя на игрушку увесистой индульгенцией прижатую к боку, – что же мне с тобой делать?

Собак поселился в обувном шкафу, на коробках.  И всякий раз, когда она открывала дверь, пялился на неё чёрными, тускло отсвечивающими, стекляшками глаз с коричневой окаёмкой, самоуверенно усмехаясь, сально подмигивая и, ей даже чудилось, по-гусарски подкручивая  ус. Саша торопилась побыстрее взять что нужно и поплотнее закрыть дверь. А он наблюдал за ней сквозь дымчато-голубоватое матовое стекло и всё ухмылялся и ухмылялся. Отчаянно и сердито Саша развернула его мордой к стене. Но и затылком он продолжал следить за ней.

– Вот ты всегда меня воспитываешь, – сказал Вадим.
Я?! – мысленно  удивилась Саша, я не воспитываю взрослых людей.
А вслух пробормотала: – Я просто ставлю в известность, что конкретно мне не нравится и, если нужно, объясняю почему.  И добавила про себя: но это только с теми, кем дорожу. Чтобы они знали, как не надо – поступать.  Если – тоже – дорожат.
– Как будто меня, в моём возрасте,  ещё можно перевоспитать. Ты, в самом деле, так думаешь?
Нет, не думаю. Я же уже всё объяснила. А вслух – лишь передёрнула плечом и поводила ложечкой в чашке.
– А вот я считаю: если я могу сейчас… здесь… с такой охринительной женщиной (он сказал грубее), значит, я правильно жил.

Непробиваемая мужская логика. Потребительская.
И Саша потом всё размышляла.
Может ли женщина выступать «наградой» за прожитые годы? Мерилом их правильности и достойности. Хороший вопрос. Небанальный такой. Не знаешь, как и ответить. Наверное, может. Так и мужчина – может. Вот ведь придёт такая чушь в голову! При чём тут награда и мерило? Ну ладно, зайдём с другой стороны. Мужчина вправе считать женщину наградой. Ну да. Если это любимая женщина. Бесценная. Единственная. А если много женщин? Они все – награды?  Совсем ерунда получается. Ещё хуже. Награда – вещь, как сейчас говорят,  эксклюзивная.  Не-а. Они – призы. Вот как!  Выиграл, не важно, честно или нет – получи приз. Разовое удовольствие. Ровно по номиналу.  Отличаются друг от друга, как приземлённое состояние  “я доволен” от непереносимого чувства полёта и беспомощной космической невесомости, до пустоты в животе и перехватывания дыхания, “я счастлив”. Всего лишь дань самолюбию. Самолюбование.  Самоутверждение. Самодовольство. Само… само… само… Нарцисс долбанный!
А на хрена – ему – полёт? Козе баян.  А ещё лучше – рояль. Или клавесин.  А ничё он так с баяном будет.  На неслабом пузе.  И в красной косоворотке.  Ухарь-купец, удалой молодец. Нет, про молодца, пожалуй, перебор. Песок в туфлях мешает. Несерьёзная ты, Сашка. Вот. И мыслить глубоко не умеешь.

(Без рейтинга)

Загрузка...