Художник по образованию. Фрилансер.
Наверно, не литератор: сначала рисую — потом пишу.
Не нравится, что людям приходится жить в муравейнике, пусть даже человеческом. Всеми доступными телодвижениями пытаюсь изобразить более достойную общность, нежели муравейник.
Роман “Сотворение человека”
отрывок
По серебристому циферблату Ад Интерим снуют крошечные полупрозрачные люди, каждый в заботе своей. Вон там, на ручной тележке, везут женщину, кажется, у неё родовые схватки, вон крестьянин — рассекает плугом пашню, вот солдаты — вдохновенно чеканят шаг, будто чеканят деньги, а вот толпа карликов волочит в пыли античное изваяние обнажённой богини… Сотни разных людей — но!..
Стрелки часов безжалостны как бритвы. Лезвие секундной потрескивает голубоватым пламенем и скользит у самой “земли”; над ней червонная минутная стрелка — пылает, будто заходящее солнце; а часовая, самая верхняя, — светится багрянцем. И в каждый миг эти клинки рассекают десятки человек. Особенно свирепствует секундная. Хоть шагает она со своей обычной скоростью, но люди в сравнении с ней слишком малы. Кто не успел подпрыгнуть, валится скошенный, и раскалённое “время” размазывает по циферблату его дымящиеся останки.
Между часовой и минутной попался музыкант с виолончелью. Стрелки сдвигаются, будто лезвия ножниц, и разрезают жертву поперёк… медленно-медленно. Бедняга молит у Бога пощады, задыхается, но свой инструмент из рук не выпускает.
Обратной стороной карандаша я пытаюсь разжать стрелки и освободить мученика… Не тут-то было – пространство часов будто вылито из бронзы, его не изменить. Захлопнув крышку, зажимаю часы ладонями, но вопли виолончелиста просачиваются сквозь пальцы и раздирают мне мозг… Наконец крик обрывается — наверно подоспела секундная.
— У вас идиотская игрушка, маггид, — слова выползают из меня шёпотом. — Зачем вы создали её? Чтобы глумиться над несчастными?
— И я задаю тот же вопрос.
— Но… разве это не ваше изобретение? — возвращаю амулет дьяволу.
— Вы неверно всё поняли. Ад Интерим — это субститут земной жизни, её образное отображение. Кто-то там, на аналоговой Земле, изливает душу, а мы здесь это слышим… в другом, правда, временном масштабе. Молитвы, что сейчас прозвучали, — самые настоящие, а вот события на поверхности часов – это аллегории, вернее, гомоморфные отображения бытия на плоскость циферблата. Но им можно верить, потому что тех людей действительно убивает время. Музыкант, например, погиб именно из-за временнóго противоречия. По всей вероятности, он пытался опередить свою эпоху, но публика его не приняла, и артист покончил собой… иначе трудно объяснить, как он вообще оказался между стрелками. Да это и неважно для меня. Главное в том, что я отслеживаю «его поисковые запросы».
— Но зачем это вам?
— Изучаю людей… — маггид разводит руками, будто призывает в свидетели все стороны света. — Я хакер духа, взломщик сознания. В моём ремесле важно отличать искренность от притворства, и лучшая тому школа — чужие молитвы, ибо, как сказал Тварк Мен: «Никто не лжёт, когда молится». Только не смотрите на меня вот так, — дьявол гримасничает, изображая как бы моё выражение,— я всего лишь подсматриваю исповеди и чаянья души, а то, что они приводят к смерти — это не моя вина. За что боролись — на то и напоролись. Вы заметили, например, ни один из тех чудаков даже не попытался выскочить за край циферблата, туда, где стрелки не достают?
— И почему так?
— Мелко мыслят. Многие из земной публики хотели бы вечной жизни, но им не хватает воображения — они не в силах представить, как должно выглядеть настоящее бессмертие. А ещё им мешают все те молитвы, которые достались по наследству. Смотрите… — Дьявол снова щёлкает пружиной, растворяет крышку часов и ощупывает глазами циферблат.
— … искушение было так велико, что мой грех в сравнении с ним совсем ничтожный.
— … погляди, честной народ, какой пёстрый хоровод…
— Сейчас, минутку… — маггид рассматривает часы с разных углов.
— … я знаю — единственная мера мудрости — это успех.
— Ну вот! Слышали?! Это сказал тот джентльмен, в клубном пиджаке, — вон он… пытается убежать от секундной. Видите? Вместо того, чтобы мчать на край циферблата, и смотреть на время со стороны, он сам желает быть мерой времени, ибо эту мысль внушила ему земная мода. Он бежит вокруг центра часов, то есть по окружности, и думает, что нашёл кратчайшую дорогу… А слышали, о чём он молится? Об успехе своего дела. Но — до тех пор, пока успех измеряется деньгами, ему от времени не уйти. Смотрите-смотрите… и-и раз… — Мефистофель взмахивает рукой, словно дирижёр, и секундная стрелка перечёркивает бегуна.
— Я понял! — В приступе разýмия вскакиваю и начинаю ходить большими шагами вдоль стола. — Я всё наконец понял! Боже, как это просто — смысл жизни имеет только бессмертие! Ну, конечно… И значит, моя гипотеза похожа на правду.
— Какая гипотеза? — Захлопывает часы.
— Смысл человеческой жизни, хотелось мне думать, в том, чтобы выиграть Гранд При. Именно такая награда отличала бы человека от животного. И теперь я нашёл её. Бессмертие — это и награда, и цель. Смысл жизни заключается в том, чтоб за отпущенный срок выскочить за пределы циферблата…
— Растёте, друг мой, прямо на глазах. — Скалит зубы и покачивает головой в стиле «ну и ну».
— … Или вот — свежий образ — от злобы дня: все люди на Земле — это тюремные узники приговорённые к смерти; одних казнят сегодня, других — завтра, но никого не милуют! И значит, смысл жизни в том, чтоб сбежать из тюрьмы!— Останавливаюсь перед маггидом и сверлю его глазами. — Я прав?
Дьявол довольно ухмыляется и потирает руки.
— Пожалуй, сделаю вам подарок, берите.— Вкладывает амулет мне в ладонь. — Ничего нового из этого Ада всё равно не вынесу, а вас, как я знаю, заботят чужие вопросы к мистеру Боху. Всякий раз, глядя на циферблат, вы будете слышать чьи-то молитвы и видеть чьи-то смерти, многие из которых, по земным представлениям, и означают смену времени. Не сомневайтесь, Ад Интерим — это прочный мир. Он показывает не только часы, но также дни, месяцы и столетия. Короче — дарю. Нет, постойте-ка, давайте выставлю ваш год. Какой у вас?.. Тысяча четыреста…
— …девяносто девятый.
— Третье октября, если не ошибаюсь. — Щёлкает по кнопкам на внутренней стороне крышки.
— Но как же?.. Не понимаю… Ад Интерим — это ведь атрибут вашей власти! Если вы отдадите мне, я стану…
— Не станете – часы не содержат ничего демонического, у них под капотом обычный терминал аналоговой Земли. И пока существует приснопамятная планета — будет существовать Ад Интерим… по вашим меркам, это почти вечность. — Дьявол кладёт подарок мне в карман. — Только не думайте, будто часы поделятся вечностью с вами. Бессмертье, как вы правильно заметили, это Гранд При, его надо заслужить. Но знаете, Лио, вы мне нравитесь, и я с радостью вручу вам этот приз прямо сейчас.
Все, кто был в зале, снова умолкают и поворачиваются в нашу сторону: Кот обрывает на полслове серенаду, которую нашёптывал ведьмам, Эхо перестаёт повторять за ним глупости и притворяется капающей водой, и только исламистские террористы на другом конце стола продолжают надувать бомбу — на вечную жизнь у них особые планы.
— Да, мой друг, мне очень хочется подарить вам бессмертие, но при одном условии…
— Знаю — я должен продать душу.
Мефистофель морщится.
— Наш Алёха не подвоха, — бубнит Кот, — сдуру прям.
– Лио, давайте без пошлостей. – Вздымает театрально руки. — О несчастное человèщество! Sic! Sic! Sic! Услышь меня! Твои рулоны “туалетной бумаги” мне и даром не нужны. От них прёт зловонием первородного паскудства и б анальными социальными шаблонами, потными от частого пользования…
– Какого-какого паскудства? — Маэстро вытягивает шею. — Вы говорите о мартовском котизме?
— Я говорю о всенародном торгашестве, мой учёный друг, спасибо, что перебил. — Снова поднимает руки. — О лукавое человещество, ты рисуешь облик дьявола по образу своей алчности, однако я не занимаюсь коммерцией, и уж тем более —не торгую святынями. Я хакер духа, а значит,не ищу корысти — один только личный интерес.
— Аминь, — заносит над струнами лапу, чтоб закрепить крутую мысль крутым аккордом, но останавливается, обнаружив перед носом кулак Мефистофеля. Чтобы жест не пропал даром, Кот чешет затылок, выскребая оттуда розовые искры и зелёные молнии.
— Итак, господин художник, вы, конечно, понимаете, бессмертие — это некоторое постоянство… то есть постоянство каких-то форм, или, может быть, сущностей, или, пусть там — постоянство структур… неважно как вы это назовёте. Но отсюда и вытекает следующее условие. — Мефистофель хватает «вечный мел» и пишет на столе:
Хотите бессмертие?
Тогда объясните толком —
что именно надо сделать постоянным?
— Этот вопрос я называю Гамма. И как только ответите на него — тут же вручу вам вечную жизнь.
Перечитываю надпись… и мысли мои разбегаются. Что именно дьявол должен сохранить навечно, чтоб глядя на сохранённое я узнавал в нём себя?
— А такого, как я сейчас — вы не могли бы сохранить? — пытаюсь взглядом указать предмет разговора.
— А что есть вы?
— Не совсем понимаю, какой нужен ответ?
Маггид-М подсаживается рядом, обнимает меня за плечи и продолжает отеческим тоном.
— Лио, поймите, я всего лишь пытаюсь выполнить своё обещание. Но как я могу выполнить его, если в вас постоянно что-то меняется? Ведь меняется же, правда?.. Взять, к примеру, ваше тело: каждую секунду, каждую миллисекунду, каждую наносекунду его клетки занимают новое положение в пространстве… И, поверьте на слово, за всю вашу жизнь ни одно положение ни разу не повторилось. Ваше тело меняется беспрерывно! Хотя, вместе с тем, какие-то ваши свойства остаются прежними. Если бы менялось всё — у вас не было бы даже оснований считать себя самим собою, ибо каждую секунду вы становились бы чем-то иным. Но поскольку вы уже многие годы мните себя цельной личностью, значит, чувствуете — что-то постоянное в вас всё-таки имеется. Согласитесь, оно как раз и составляет вашу сущность. Ну так покажите мне это постоянство, чтоб я мог сделать его вечным!
Художник по образованию. Фрилансер.
(41 голосов, средний бал: 3,93 из 5)
Загрузка...