Меня зовут Вэл Щербак, я пишу художественную прозу (пока преимущественно короткую), недавно вышел сборник моих рассказов. Критически смотрю на мир, а он критически смотрит на меня. Вполне счастлива. Лелею мужа, собаку и фикус по имени Маркес.
Hello everybody! My name is Val Shhcherbak. I'm a writer, write short stories. Got a book. Raise my hasband, dog and plant named Gabriel García Márquez. I'm a happy woman.
Рассказ "Капустный пирог"
отрывок
Однажды в мою дверь постучались. Универсальное начало для любой истории, значит, и для этой сгодится. Итак, было воскресенье, раннее, в общем-то, утро. К вам часто стучатся в дверь ранним утром по воскресеньям? Ко мне — никогда. За исключением тех случаев, когда я сам зову кого-то именно утром и именно в воскресенье.
Вообще, если постучать к кому-нибудь воскресным утром, этот кто-то, скорее всего, окажется спящим или как минимум неодетым. И хотя я всегда рано встаю и костюмируюсь в вафельный халат с двумя большими, неизвестно откуда взявшимися пятнами ржавчины на груди, нельзя сказать, что я готов к приему гостей.
Итак, постучали. Несколько секунд я колебался: подняться из кресла, где я пил кофе, и идти открывать или поглубже вдавиться в домашнюю тишину и подождать, пока уйдут? Стук повторился снова, и снова, и снова — костяшки неизвестных пальцев барабанили по металлу. Я со звоном водрузил чашку на блюдцевый постамент и пошел открывать. Разумеется, первым делом посмотрел в глазок. Но кто-то стоял так близко к двери, что я ни черта не увидел.
— Кто там?! — грозно спросил я, давая пришельцу последний шанс испугаться и убежать.
— Здравствуйте, — раздался в ответ звонкий голос. — А Иван здесь живет?
Неясное подозрение рыбкой шевельнулось внутри меня. Я приоткрыл дверь. Подозрение подтвердилось. На пороге стояла Юлька. Сто лет назад мы были парой и сто лет назад со всей взаимностью расстались. Я довольно хорошо помню то время, потому что имею скверную привычку тщательно анализировать факты своей биографии. А белокурая тростинка Юля была таким фактом, и вот теперь снова стояла передо мной — уже перезревшая, тугощекая, напомаженная и брюнетка, но все же как есть Юлька. Я даже не отошел от двери, просто мой корпус слегка накренило назад, но Юлька уже брызнула в квартиру и повисла у меня на шее.
— Ванюшка, как ты изменился! — сюсюкала она, тиская меня. — Совсем другой! Я так соскучилась!
Вот так здравствуйте. Я сменил город и трех жен, а она — соскучилась. Удивление нарастало. Я стряхнул с себя Юлю. Пока я соображал, что делать, включился автопилот.
— Зайти не хочешь? — спросил он.
Юля тут же прогарцевала в комнату.
— Я только с поезда, — сказала она, падая в мое кресло, рядом с которым, на столике, стояла остывающая чашка недопитого кофе.
— Добро пожаловать, — продолжал автопилот.
Тут ступор прошел и я вернул себе управление.
— Ты приехала ко мне?
— Да. И не только. У меня в этом городе много приятелей.
— Почему не предупредила?
— Хотела сделать сюрприз! — бодро ответила Юлька, разглядывая мое жилище.
— Почему ты была так уверена, что я дома? — я продолжал обстреливать гостью вопросами. — И откуда взяла адрес?
— Ну а где тебе быть утром в воскресенье, как не дома? Ой, Вань, я же знаю, какой ты домосед. Не мог же ты превратиться в гуляку! И вообще, я пыталась найти тебя в социальных сетях, чтобы написать, но нашла одну только мертвую страничку столетней давности, да и то благодаря твоей редкой фамилии — Потягушин. Там даже фотографии не было. А адрес мне дал Санька Иванов!
— Понятно... — потянул я, хотя не понимал ровным счетом ничего. Едва ли может быть понятно, когда человек, по сути, совершенно чужой, вторгается в тихий быт на торпеде и производит взрыв. Я совсем растерялся и забыл сделать улыбку.
Юля разгладила морщины на джинсах, проведя ладонями от раздобревших бедер к коленям, а потом потрясла ногами.
— Вань, а можно у тебя в душ сходить? С поезда — грязнющая!
Я только указал направление взмахом руки. После душа Юлька уже хозяйничала на моей кухне — заваривала чай. Она на удивление быстро находила на моей кухне все нужное. Я вот заварник синенький уже полгода ищу, а она куда-то нырнула и выволокла — вот он, запыленный только.
За чаем мы разговорились. То есть я смог вставлять короткие фразы, пока занятое уничтожением вафель Юлькино горло переставало говорить. Но даже с набитым ртом она бурно реагировала на каждую мою реплику: ошпарено трясла руками, фыркала и брызгалась чаем, мычала, потому что вафли, как дамба, преграждали проход напирающему потоку слов. Потом наконец проталкивала кусок и на выдохе отпускала комментарии.
Через час у меня загудела голова и меня с силой цепного пса потянуло на волю. Я сказал об этом Юле.
— Отлично! Я как раз хотела предложить подышать воздухом! — воскликнула она.
Не припомню, чтобы Юлька раньше так много болтала. Впрочем, я мог не замечать этого. Все-таки юность — неистовый идеалист. Я подумал об этом какой-то далекой, закоулочной мыслью, а мы тем временем уже шли по улице. Я нырял во дворы и скверы, Юлю же снова и снова выносило на шумный проспект.
— Такой огромный город! — все восхищалась она. — Огромадный! Столько людей, а какие машины… чистые!
В городе, откуда мы с Юлей родом, асфальтированная дорога — роскошь. Все: и жители, и транспорт — квасятся в глинистой жиже, особенно в межсезонье. За почти три часа нашего общения она так и не сказала, что конкретно ей от меня нужно. Не похоже на бескорыстный дружественный визит к тысячу раз бывшему возлюбленному. Хотя допускаю, что она что-то говорила по этому поводу, но эти слова плюхнулись в бурлящее варево ее беспрерывных речей.
— Кого ты еще хочешь навестить? — спросил я, перекрикивая гомон проспекта.
— Иру! Мы с ней вместе ходили на кулинарные курсы. Она сюда переехала два года назад! Ира Слесаренко, помнишь?
Я отрицательно мотнул головой. Не обязан же я знать всех Ир в многомиллионном городе, даже если эти Иры — мои землячки. Я соседей-то по подъезду уже три года запоминаю. Знаю, что собаку из квартиры напротив зовут Альберт, а как именуется ее пожилая хозяйка — не имею представления.
— Ленку Петрову, — продолжала список Юля. — Эту ты должен помнить, она с тобой в одной школе училась. Дианку Лапину, Мишку Глушко…
Толкотня и пыль проспекта окончательно мне осточертели. Я схватил Юлю за рукав пальто и достаточно бесцеремонно вволок ее через арку в какой-то двор. Но Юля, похоже, не обратила внимания на изменение координат, да еще столь насильственным образом.
Она продолжала кудахтать:
— … Саньку Скоморохина, Аньку Иванову…
Внезапно что-то щелкнуло у меня в правом виске и вдавилось в затылок. Я понял, что с минуты на минуту взбешусь. Не успев подумать над стройностью фразы, нарушая все нормы родного языка, я тяжело, впрочем, негромко, выбранился: «Мать их вашу!..» Это было страдание, обличенное в несколько слов. Оно явилось не из головы, а откуда-то из самой груди, из легких, и оно было необходимо, как первый крик новорожденного, чтобы иметь возможность дышать.
(48 голосов, средний бал: 4,21 из 5)
Загрузка...