Меня зовут Владимир Эйснер. Родился в 1947 году в Омской области. Работал охотником промысловиком на полуострове Таймыр. А также на Северном Полюсе и на островах в Ледовитом. Писать короткие рассказы начал в возрасте 43 лет. Участник раскопок мамонта на Таймыре и Новосибирских островах. Есть жена, дети, внуки, рассказы и повести. Люблю играть в внуками и ездить на велосипеде. Живу в Германии.
My name is Vladimir Eisner. Born in 1947 in the Omsk region. I worked as a hunter and fisher on the Taimyr Peninsula. And also at the North Pole and the islands in the Arctic. I began to write short stories at the age of 43 years. I was member of an expedition to excave mammoth on the Taimyr Peninsula and the New Siberian Islands. I have a wife, children and grandchildren. I like to play with them and ride a bike. I live in Germany.
Рассказ “Урэр – слабый шаман”
Отрывок
В середине августа созрела морошка.
При буровом городке в тундре возник стихийный рынок: оленеводы стали привозить марангу, как называют эту ягоду коренные жители Ямала.
Сварщик Савва Чусовой купил лукошко северной малины у черноглазой ненки, попробовал и зажмурился: вкусно-о-о!
Товар она привозила, неспешно шагая рядом с лёгкими саночками, которые тянули две большие собаки. А жила рядом: верхушка её чума виднелась за ближней горкой.
По-русски изъяснялась коротко, предпочитала «харасо» и «да-да-да».
– Тебя как зовут, красавица?
– Мань нюм Еля! – скуластая тундровичка мило зарделась, но смотрела с вызовом.
– Савва! – он стукнул себя кулаком в грудь, как некогда Миклухо-Маклай у папуасов, полагая, что так будет убедительней.
– О-о-о! Савва? Сава! Сава-хасава! – Еля повторила имя с разными интонациями, но слов не хватало, и замолчала, разглядывая сероглазого чернобородого мужчину.
Впечатлённый Чусовой стал покупать только у Елицы и заметил, что и она выделяет его среди других.
Однажды утром он обнаружил, что Еля стоит рядом и наблюдает за его работой.
– Ань дорова, Савва!
– Дорова-дорова, Еля! Не смотри, глаза обожжёшь!
– Ниет! Виремя чуть?
– Что у тебя?
– Вот, – протянула картонку с рисунком печки-буржуйки.
Чусовой покрутил обрывок так-сяк.
– Вообще-то могу, но жести нет.
– Как ниет?! Ести жести! – указала рукой на бочку.
– Хм-м!.. – сварщик не раз видел, как оленеводы изготавливали печурки для чумов из старых железных бочек.
После работы он сварил аккуратный камелёк на ножках и съёмную трубу из трёх колен, чтоб высоко и тяга лучше.
– Пасиба. Лакамбой 1… – и задержала свою руку в его руке.
1 . – Лакамбой — до свидания (ненецк.).
– Погоди. Надо же установить печку, трубу вывести и закрепить. Мужики в твоём чуме есть?
– Ниету мусики.
– Одна что ли живёшь?
– Одна живёсь…
Новая буржуйка гудела, как ураган, но, благодаря отсекателю пламени и заслонке, позволяла экономить дрова, что Еля сразу же оценила и благодарно глянула чёрными раскосыми глазами.
За чаем из листьев княженики Чусовой пытался разговорить хозяйку, задавал вопросы и жестикулировал, Еля отвечала односложно, беседы не получилось.
Попрощавшись, сварщик продолжал стоять у входа в чум и переминаться с ноги на ногу. На западе горел закат, большая жёлтая луна тихо поднималась над миром. Первые звёздочки перемигивались с огнями буровой вышки, которая оторвалась от тундры и висела на подоле неба, как пришитый колокольчик, слегка покачиваясь над полосой тумана.
Вспомнилось, как уже будучи в третьем классе, никак не мог правильно прочитать название книги для взрослых.
«Что за парень этот Поком и почему звонит?»
Решив, что в заголовке опечатка, заменил первое слово на слышанное от старших. Получилось: «Обком звонит в колокол».
«По ком звонит колокол», – улыбнулась тётенька библиотекарь. – Это Хемингуэй, рано тебе ещё, мальчик.»
Но почему же сейчас так ясно слышен вечерний звон? Не сама ли тётушка судьба говорит бронзовым языком, предупреждая о крутом повороте?
Накормив собак, Еля подошла и встала рядом.
Объяснила: когда очень холодно, луне тоже холодно. Но есть небесный шаман Урэр, он бьёт в бубен у неё на животе, пляшет и поёт, и оба согреваются.
Вдвоём теплее, чем одному.
Савва нашёл руку Елицы и сжал горячие пальчики.
Разве бывает вторая молодость?
Ещё как бывает!
По моховой тундре идут мужчина и женщина. И держатся за руки. Даже когда собирают морошку, держатся за руки. Наполняют туеса, лукошки и ведёрки; много ягоды берут.
Кругом море грибов, просто море грибов, хоть косой коси. И всё больше крепкие, мордастенькие белые. Мужчина так и вскидывается, но женщина, улыбаясь, удерживает его: грибы не едят. Грибы – это «жирок», лакомство оленье. А надо ли человеку есть, что животные едят?
Вот и озеро. Женщина садится в лодку и выбирает рыбу из сети. Зелёных щук выбирает, золотистых карасей, горбатых муксунов.
Белая рябь от суконной паницы качается в синей воде, чёрные косы плывут на волне, мокрые вёсла, кусты и пески — всё облито закатным маслом, густо облито закатным маслом, оранжевым, как ягода маранга.
А каков ненецкий язык!
Лето – «та». Озеро – «то». Огонь – «ту». А ночь – «пи».
– Ночь – «пи»? Ну, вот ещё! Число пи – это три целых четырнадцать сотых! – не моргнув глазом, сообщает сварщик.
– Ниету сотых. Устанесь — спись, как лемминг: пи-пи-пи!
Рыбак называется смешным словом «ёртя». А рыбачка – «ёртя-не».
– Значит, женщина – «не»?
– Да-да-да.
– Ну, вообще-то так. По сравнению с мужчиной женщина часто «не».
– «Да» тоже бываит, – смеётся она.
– А как по вашему «солнце»?
– Хаер. Сонце — женчина.
– О-о-о!
– Как весна — все светит, все гуляит, все рожаит — женчина!
– Вот вы — оленные люди. Как по-вашему «олень»?
– Олень? Олень — «ты»!
– Я — олень?
– Ты — олень! – и смеётся до слёз.
– Н-ну!..
– Вот смотри! – наклоняет к себе веточку ивы и откусывает прутик.
Рисует на песке собачку с пышным хвостом и поднятой в стойке лапкой.
– Песец?
– Ниет! Тёня — лися это!
И рисует рядом оленя. Рогатого рисует быка.
– Ты — олень это! Домасний олень это.
– А-а-а!.. Теперь понял! А дикий олень?
– А дикий — илебць. Жизнь, значит. Нет олень, нет жизнь.
– А сколько лет твоей жизни?
Она смотрит на закат и чертит на песке. Ровненькие цифры 8 и 3 стоят рядом и держатся за руки.
– Не может быть! Ты в школу ходила?
– Один зима и немножька.
Он берёт из её руки палочку и рисует 38.
– Наверно, так?
– Так… А твой илебць?
Рядом с первым числом появляется 43.
Она бросает палочку в воду, и течение уносит её.
Была и сплыла.
Теребит чёрные волосы на виске и вытаскивает из-под косы небольшую прядь. В ней блестят белые нити. Прикладывает прядь к прошитой серебром бороде мужчины и смотрит ему в глаза.
– Оба-два!
– Так! – он крученый поясок на панице распускает. Её руки вверх взлетают, застёжки на воротничке открывают, и медовый вечерний луч смуглую шею обнимает.
В столовой буровиков появилось постоянное третье блюдо: «Чай и ягоды от Елицы». Сначала это была морошка, потом пошли голубика, брусника, княженика. Любители экзотики налегали на варенье из лапок лиственницы.
Савва перешёл жить к Елице. После работы, прихватив с собой ведро с остатками еды для собак, он спешил «за бугор». Возвращался утром к началу смены.
– Паря! Дак ты совсем очумел, однако, – заметил ему бригадный острослов, Евгений Назаров, – не пора ли фамилие на Чумовой поменять?
Сорок три тебе – самый бес в ребро!
Чусовой рассмеялся и показал ему кулак. Кому какое дело до вдовца и вдовы?
– Удивляюсь на тебя, Саввыч, ведь с ней поговорить не о чём. Смотрел как-то: заголовок газеты минут десять читала.
– Читать я и сам могу. Еля — Женщина!
– Да ну? Как-то не заметил.
– Какие твои годы? Подрастай! К вечеру научишься. Если…
Савва и Еля наслаждались спокойной семейной жизнью. О детях речь не заходила. Лишь однажды, заметив у Елицы в коробочке для шитья странные колокольчики, сварщик спросил, зачем они.
Она достала из сундука детскую малицу и показала нашитые на рукава бубенчики. Как могла, объяснила: это чтобы дитя не пропало в лесу.
Убедившись, что всё правильно понято, обняла его и тихонько, с милым акцентом, пропела не однажды слышанную по радио песенку, заменяя отсутствующие в ненецком языке звуки «ч» и «ш» на привычные:
«Спи, мой варобысек, спи, мой сыноцек,
Спи, мой званоцек радной!»
Стали наезжать гости. Приехала дочь Елицы с молодым человеком.
Убедились, что молва идёт верная: мужчина мамы не пьёт, не курит, не скандалит. Хорошо бы и дальше так.
Навестила подругу и почтальонша Аннушка. Объяснила, что имя Еля можно перевести как «пришедшая с надеждой», «сава» – хороший, а «хасава» – мужчина.