Родился в 1988г. в Украине (Днепропетровская область). С 2002г. - в России. Окончил Самарский технический университет. Работаю сотрудником научно-исследовательского института в этом же городе.
Публиковался в российских и зарубежных изданиях с поэзией, прозой, переводами и афоризмами.
Хокку "Лад"
Отрывок
древний, как пономарь, сетует календарь: если бы реки вспять, то врозь с хароном бы не пришлось. были бы двойники с телом да в три руки: я – без десницы бренной, он – в норме, ведь он харон. оберегал бы пёс плот на двоих и привоз; дёснами до былых петухов жамкал бы книгу грехов. мы же в кромешной дали пели бы гимн и гребли к вечному стану, где сонмы богов ждут без друзей и врагов. мы бы не знали с ним тлена; по выходным мы запасной доставали бы плот и гнали бы кто вперёд. вместо луны, ветров над головами – кров призрачный, а за спиной – гвоздь со своей стеной. Гранки Всё же не бросят, и там сторона части отторженной сути верна. Сквозь чернозём образуя плиту линзы, очки надевают кроту. Хлопает всеми двумя кислород пляскам сосудов, берёт в оборот; гул его прост и размыт, как желе, пятничным хором в селе. Сквозь оркестровые почести ям скачет верхом запоздалый хайям. Пыль утешением. Меркнет обоз датый вдогонку в пустыне из роз. Облако тянется белое встык с тем горизонтом начала, где тик будет ровнее в правом белке или в верхнем его уголке. Смерть никогда не узнает о нас и просипеть не успеет наказ. Плаха спускается, шапки – долой: поздно дружить с головой. Высунув даже уста из печи в пытке нащупать марии ключи, грезишь: они жерновами гертруд пение в грай перетрут. Сгустки фигур уместились в плакат, синематографом пахнет закат; рябью саднит по кривому лицу, точно герой подлецу. Грабят планетами тёртых монет, не оставляя в сторонке замет о возрождении ранних листов, сдавшихся из-за кустов. В сотах пчелиных стоит колизей. Не приходите ко мне без друзей: пустошь холмов непочатых и строй осин колобродят порой. Бредит земля и врачует зима. Ленточным временем сводят с ума стражи столбов, снеговые пары как элементы игры. Хрустом не станет целее стезя, колбы разбить пресыщенья грозя. Манит пускай переливами брешь, с тем изрыгавшая плешь. Что ж, интервалов алмазную стать больше угодой людей не пронять. Клад обретённый завёрнут в сатин от бегства и от годин. Свет через край воскресает синай, ближним обрывом ползёт самурай, лезет по встречной; груши цветут, воссоздавая редут. Зов, заслонённый когтями лисы, телится у нулевой полосы. Смотрит в него, обрамляя, трюмо – в складках по росту письмо. Тушь и нагая фактура ветвей свойства родные взболтают кровей. То ли очистит, а может, прильнёт новой напастью, живя наперёд. Значит, пребуду я с ними, из них вопреки воплотив пустяковый каприз кривды лоскутной, как дошлый обман мнит на крючке египтян. немеют сени, а за дверьми он, маннергейма презрев порог, лежит и тешится над людьми, как умирающий скоморох. лежит в колодце, и брёвен дуб над ним смыкается в хоровод; а мимо тащится лесоруб с косой и держится за живот. но в леденеющем том огне ни пеплом сгинуть, ни замереть, когда бессмертие лжёт втройне, когда от песни осталась треть. он голубых не смыкает век, и alter ego его рябой в охапку схватит, подбросит вверх и приютит над печной трубой. там разглядит, как плывут гуськом двор, баня, кол, черепки за ним, да в подпол канет проклятый дом, оставив едкий на память дым.
(Без рейтинга)
Загрузка...